Когда дождь и ветер стучат в окно

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вон из храма божьего, фарисеи и стяжатели. Наместник Христа на земле — это я. Прикажу архангелу Гавриилу затрубить в рог, и на коммунистов придет погибель! Ступайте все за мной в Руйену, я там буду служить такой молебен, что никто до самого страшного суда из церкви не выйдет! — Затем, трижды помахав над головой оглоблей, он запел:

Так живут хозяйские сынки, Которые аренду не платят…

Каретник быстро опустел, и Слокенберг, довольный содеянным, швырнул оглоблю в угол.

Разгневанные ортодоксы переехали из Гриниеков на отдаленный хутор. Уезжая, они грозились, что рано или поздно добьются, чтобы Слокенберга лишили пасторского сана. Слокенберг им за это отомстил. Когда наконец в Швецию должен был отправиться «святой челн» с пасторами, Слокенберг запретил сообщать об этом ортодоксам.

В таких условиях Лейнасару и Герцогу приходилось работать на рациях. В чемоданах Герцога оказались хорошо знакомый Лейнасару «Мориц» и привезенная Карнитисом из Швеции рация «Янка-Юхан». Связь по новому коду, увы, нерегулярную, установили на третий день.

В Гриниеках опять появился связной Паэгле с новым материалом для передачи. Он застал всех трех радистов (Вилис все еще числился радистом) за игрой в «очко» с католическими священниками. Все были навеселе — не пить в поповской компании было невозможно. Дольше всех сопротивлялся Лейнасар, но вскоре сдался и он. Он быстро охмелел и, наверно, поэтому все время выигрывал. Карманы его были полны немецких марок и разной иностранной валюты. Все это, может быть, сошло бы с рук, если бы Паэгле прибыл один. Ничего не стоило бы вовлечь и его в компанию. Но в коляске мотоцикла Паэгле сидела молодая женщина. Она тоже вошла в большую столовую. Темный спортивный жакет, начищенные до блеска сапоги, белая кофточка, накинутое на плечи теплое пальто верблюжьей шерсти и тоненький ивовый прут, которым она нервно нахлестывала по голенищу, делали ее похожей на амазонку.

Женщина остановилась посреди комнаты и, щурясь от света лампы и поджимая губы, смотрела на заваленный деньгами и уставленный бутылками стол. Все притихли. Только стоявший в углу на стуле патефон продолжал играть «Маленького гвардейского офицера». Первым опомнился один из католических священников. Он вскочил и бросился к женщине с хрустальным бокалом в руке, через края которого лилось темно-коричневое пиво. Одной рукой он протянул женщине бокал, а другой попытался обнять ее.

— Пей, красотка! — воскликнул он. — Будем праздновать светопреставление!

Женщина уклонилась от объятий пьяного и оттолкнула бокал. Коричневая жидкость выплеснулась на белую кофточку. Женщина наотмашь хлестнула священника прутиком. На щеке ксендза заалела красная полоска. Он громко рассмеялся, собираясь повторить атаку, но остальные, разразившись громким «ура!», оттащили ксендза прочь.

— Кто тут Лейнасар и Аринь? — громко спросила женщина.

— Я! — откликнулись оба.

— Где ваша комната?

Лейнасар, Герцог и Вилис оставили столовую. Паэгле с женщиной последовали за ним.

— Я — уполномоченная доктора Гинтера, учительница Валентина Яунзем. Доктор хочет знать, почему так ненадежна связь со Швецией?

— Мы делаем все, что можем, — оправдывался Герцог.

— Я видела, что вы делаете.

— Шведы хотят — отвечают, хотят — молчат, — добавил Лейнасар.

— Во сколько сегодня был сеанс?

— В половине пятого.

— Какие результаты?

— Требовали сведений, а у нас ничего не было.