— Да, мы-то, само собой, тебя поддержим…
Его громкие притворные рыдания гулким эхом отозвались в ночи, и оно долетело до парохода — к поручням тут же устремилась толпа разгоряченных танцоров.
— Вон! Гляди! Моторка!
— А в ней какие-то парни.
Билл выпрямился, встав во весь рост. Между моторкой и пароходом оставалось уже не больше трех метров.
— Скиньте нам канат, — уговаривал он. — Ну… не томите, чего тут думать-то… Ну пожалуйста…
Раз в сто лет канат все-таки оказывается как раз под рукой. Это произошло именно той ночью. Кольцо тяжко ударило в деревянное днище лодки, и она тут же задергалась, завертелась, словно в кильватере у загарпуненного кита.
Полсотни парочек из числа выпускников средней школы перестали танцевать и теперь дружно протискивались поближе к поручню на корме, где происходило нечто ужасно интересное. Полсотни девиц испустили громкие первобытные крики, выражавшие приятное волнение и притворный испуг. Полсотни молодых людей даже перестали красоваться, хотя их легкое позерство до этого задавало тон всей вечеринке, и угрюмо наблюдали за храброй троицей, сумевшей уже произвести куда более яркое впечатление. Мей Пэрли тут же, не моргнув глазом, стала сравнивать одного парня из моторки с предметом нынешних своих грез, и незнакомец до смешного легко затмил собою этого Эла Фицпатрика. Она скорей положила руку на плечо Эла Фицпатрика и немного сжала его, но лишь потому, что уже совершенно о нем не мечтала, да только сообразила, что он мог бы это заметить… Эл же, стоявший с нею рядом и искоса наблюдавший за взятой на буксир моторкой, с нежностью поглядел на Мей и робко обнял ее за плечи. Однако Мей Пэрли и Билл Фротингтон, красивый, всем своим видом суливший самые восхитительные безумства страсти, уже впились друг в друга глазами, преодолев пролегавшее меж ними пространство.
Они уже ласкали, уже любили друг друга. В этот миг между ними возникла такая близость, на какую позже никто никогда не осмеливается. Их взгляд был теснее объятья, более властным, чем влечение. Словами этого не высказать. А если б такие слова нашлись и если бы Мей их услышала, она бы тут же убежала в самый темный угол дамской комнаты и зарылась лицом в бумажное полотенце.
— Нам бы туда, к вам! — крикнул Билл. — Продаем отличные спасательные жилеты! Не упустите! Может, подтянете нас к какому-нибудь борту, а?
Мистер Маквитти, директор школы, появился на корме слишком поздно и уже не мог ничему помешать. К тому моменту свежеиспеченные выпускники Гарварда: и промокший насквозь Элсуорт Эймс, который, сам того не ведая, напоминал сейчас лорда Байрона, с этими черными завитками, словно приклеенными ко лбу, и Хэмилтон Эббот с Биллом Фротингтоном, совершенно сухие и уверенные в себе, — все трое успели вскарабкаться на борт, и им уже помогали перелезть через поручень. А моторка по-прежнему болталась за кормой, подпрыгивая на кильватерной волне.
Испытывая невольное благоговение перед только что пережитым мигом, Мей Пэрли держалась в сторонке — но отнюдь не из-за неуверенности в себе, а как раз наоборот. Она знала: сам подойдет. Сложность была не в этом — с этим проблем никогда не было: главное, чтобы ее собственный интерес не пропал, в тот самый миг, когда она удовлетворит пусть острое, однако вполне легкомысленное любопытство собственных губ. Сегодня правда все будет не так, как обычно, ее ждет что-то удивительное. Она сразу это поняла, увидев, что он не торопится подходить; прислонился к поручню и пытается помочь нескольким оробевшим старшеклассникам обрести душевное равновесие, — а то бедняжки почувствовали себя совсем младенцами.
Он взглянул на нее всего лишь раз.
«Ничего, ничего, — говорили его глаза, тогда как лицо оставалось совершенно неподвижным. — Я все понимаю — так же, как и ты. Погоди, я сейчас, совсем скоро».
Жизнь так и кипела в них обоих; ну а пароход и все, кто там был, — это казалось до того далеким, окутанным пеленой тьмы… Да, это было оно, то самое.
— И я Гарвард закончил, — сказал мистер Маквитти, — только в девятьсот седьмом.
Молодые люди кивнули, вежливо и равнодушно.
— Как я рад, что мы опять выиграли лодочные гонки, — продолжал директор школы, изображая былой молодой азарт, которого он на самом деле никогда не испытывал. — Я там, в Нью-Лондоне, пятнадцать лет не был.
— Это у нас Билл, он второй номер, занимался академической греблей, — сказал Эймс. — На тренировки ходил.
— О, так вы были в команде, которая участвовала в гонках?