Отпущение грехов

22
18
20
22
24
26
28
30

— Все, нет уже команды, — чуть раздраженно сказал Билл. — Была, да вся вышла.

— Ну что ж, все равно я поздравляю вас.

Вскоре они своей высокомерной холодностью заставили директора замолчать. Эти юнцы были, конечно, совсем не те, что прежние выпускники Гарварда; эти даже имени его не узнали бы, все четыре года. Впрочем, они, разумеется, были бы куда более вежливыми, если бы не сегодняшние танцы. Не для того ребята эти вырвались на волю, подальше от шумной компании однокашников и от родителей в Нью-Лондоне, чтобы вести пустые разговоры с директором заштатной школы из какого-то фабричного поселка.

— Можно и нам потанцевать? — нетерпеливо спросили они.

Через несколько минут Билл и Мей Пэрли уже прогуливались по палубе. Волны жизни уже захлестнули Эла Фицпатрика, пучина уже утянула его. В ночном воздухе звенели два молодых звонких голоса:

«Потанцуешь со мной?» — прозвучало с мягкой уверенностью, нежнее лунного света, а ответ: «С удовольствием!» — тут и говорить не о чем… даже если бы Эл Фицпатрик удвоил старания выглядеть парнем на все сто. Самой утешительной мыслью, посетившей Эла, была вот эта: может, еще удастся затеять драку?

…Что они тогда сказали друг другу? Ты слышал? Помнишь? Позже той же ночью ей вспомнились лишь его очень светлые волнистые волосы и длинные ноги, за шагом которых она старалась поспевать во время танца.

Она была тоненькая, похожая на ровно горящее пламя, прозрачное, но сильное. Улыбка ее появлялась медленно, но потом прорывалась наружу, из самой глубины души, и робкой и смелой, как будто жизнь ее миниатюрного тела на миг вся сосредоточилась в губах, а остальное было настолько эфемерным, что самый слабый ветерок мог бы унести ее прочь. Похожа на подкидыша, оставленного эльфами взамен похищенного ребенка. Ее облик то и дело менялся, прямо на глазах, только губы не были подвластны никаким метаморфозам… только губы были совсем-совсем настоящими.

— Ты где-то поблизости живешь?

— Всего в двадцати пяти милях от тебя, — сказал Билл. — Забавно, правда?

— Забавно, правда?

Они смотрели друг на друга, полные трепета перед лицом вдруг явленной им судьбы. Они стояли между двумя спасательными шлюпками на верхней палубе. Рука Мей покоилась на сгибе его локтя, и пальцы ее поигрывали ниточками, вылезшими из твидового пиджака. Они еще не поцеловались, но это вот-вот должно было случиться. Совсем скоро, в любой момент, как только чаша лунного, не обжигающего еще света их эмоций будет осушена до дна и отброшена прочь. Мей было тогда семнадцать лет.

— А ты рада, что я недалеко живу?

Она могла бы мило съязвить: «Ну прямо счастлива!» или «Еще бы!». Но лишь робко шепнула: «Да. А ты?»

— И зовут тебя Мей, почти как месяц май, — сказал он, хрипло засмеявшись. Вот, у них уже появилась собственная шутка. — Ты жуть какая красивая.

Она приняла его комплимент безмолвно, лишь заглянула в самую глубь его глаз. А он в ответ прижал ее к себе, притягивая за локоток, и это было бы недопустимой вольностью, если бы она сама не жаждала этого. Он и представить не мог, что они после той ночи снова увидятся.

— Мей. — Его шепот был властным и молящим. Ее глаза приблизились, расширились, расплылись, как озера, как глаза на экране в кино. Ее хрупкое тело было почти неощутимым.

Танец закончился. Все захлопали — чтобы сыграли на бис. А потом снова захлопали, чтобы еще раз на бис, и аплодисменты эти были досадной нелепой заставкой в промежутке между поцелуями. И снова они сомкнули объятья, и танец этот был едва ли дольше поцелуя. И он и она были наделены редким даром любить, и она и он успели поиграть в любовь, пококетничать с другими.

А у Эла Фицпатрика, на нижней палубе, ощущение неразрывности пространства и времени было уже таким сильным, что могло бы стать бесценным свидетельством для современных исследователей новейшей математики. Постепенно, штрих за штрихом, этот чудесный корабль обретал свой истинный вид: просто деревянное корыто, ярко освещенное сорокаваттными лампочками, набитое до отказа обыкновенными, ничем не примечательными оболтусами из обыкновенного, ничем не примечательного городка. Река была просто водой, а луна — обыкновенным плоским, бессмысленным кружком, прикрепленным к небу. Эла раздирали муки ада — ну, если выразиться банально. А если сказать точнее, он испытывал смертельный страх: в горле пересохло, уголки рта скорбно опускались, когда он пытался о чем-то разговаривать с другими ребятами — робкими, грустными мальчишками, которые все крутились на корме.

Эл был постарше остальных — ему двадцать два года, он уж семь лет жил самостоятельно. Работал на заводе Хэммакера и вечерами ходил на занятия — постигал школьную программу. Еще год, и ему светило стать помощником цехового мастера, а Мей Пэрли, с тем пылом, какой можно ожидать от такой своенравной девчонки, привыкшей все делать по-своему, почти пообещала, что выйдет за него, как только ей стукнет восемнадцать. Но чтобы хныкать и скулить, нет, не тот у него характер. И когда терпению Эла пришел конец, он ощутил потребность в действиях. А потому этот несчастный, дошедший уже до отчаянья, выбрался на верхнюю палубу, чтобы устроить там грандиозную бучу…