— Я и так его вздул. По крайней мере я вздул его так же, как и он меня. И никакого следующего раза не будет. Ты больше не станешь обзывать людей «вульгарными». Видишь, что назревает ссора, бери пальто — и домой, понятно тебе?
— Да, милый, — ответила Эдит кротко. — Теперь я понимаю, что вела себя как дура.
Они вышли в коридор, и он помедлил у двери в детскую:
— Она спит?
— Спит без задних ног. Но можешь зайти и полюбоваться на нее, пожелать спокойной ночи.
Они вошли на цыпочках и склонились над кроваткой. Эди, маленькая Эди, разрумянившись и крепко сжав розовые ладошки, сладко спала в прохладной темной комнате. Джон перегнулся через спинку кровати и легонько погладил шелковистые волосики.
— Спит, надо же, — растерянно прошептал он.
— Ну еще бы, после такого дня.
— Миссиз Андрос, — послышался из коридора сценический шепот негритянки-горничной. — Там внизу мистер и миссиз Марки — вас спрашивают. А мистер Марки-то весь прям в клочки, мэм. А лицо-то, лицо — что твоя отбивная. И миссиз Марки прям сама не своя.
— Какая неслыханная наглость! — возмутилась Эдит. — Скажите им, что нас нет дома. Я не выйду к ним ни за что на свете.
— Еще как выйдешь, — сказал Джон твердо.
— Что?
— Ты сейчас же спустишься к ним, мало того, как бы ни вела себя эта женщина, ты извинишься перед ней за все, что наговорила сегодня вечером. После этого можешь никогда больше с ней не встречаться.
— Но… Джон, я не могу!
— Ты должна. Только подумай, чего ей только стоило прийти сюда, ей это вдвое тяжелее, чем тебе спуститься вниз.
— А ты не спустишься? Оставишь меня одну?
— Я тоже приду — через минутку.
Джон Андрос дождался, пока за ней закроется дверь, а потом подошел к кроватке, взял дочку вместе с одеялом и сел в кресло-качалку, крепко прижимая ребенка к себе. Дитя завозилось, и он затаил дыхание, но детский сон был так крепок, что в следующую минуту дочка уже уютно устроилась в сгибе его локтя. Джон медленно склонил голову и коснулся щекой ее светлых волос.
— Маленькая моя! — прошептал он. — Маленькая моя девочка!
Теперь Джон понял, за что он сражался так яростно этим вечером. Он наконец обрел то, что останется с ним навечно, и какое-то время так и сидел в темноте, медленно раскачиваясь взад и вперед.