Отпущение грехов

22
18
20
22
24
26
28
30
II

Собственно, исключительно в связи с этим разговором через полтора месяца, как-то вечером в пятницу, Ноултон Уитни, заплатив семь долларов и десять центов за такси и обуреваемый самыми противоречивыми чувствами, замер подле Майры на ступенях «Билтмора».

Душа его пребывала в безумном восторге, хотя где-то совсем внутри уже медленно назревал страх перед тем, что он натворил. Он, питомец Гарварда, которого еще на первом курсе рьяно защищали от силков восхитительных охотниц за состоятельными женихами, которого (впрочем, с его молчаливого согласия) уже оттаскивали за шкирку от нескольких сладчайших юных созданий, теперь бессовестным образом воспользовался отъездом родителей на Запад и успел настолько запутаться в расставленных силках, что едва ли уже мог понять, где силки, а где он сам.

День был сказочный: после дневного спектакля начали потихоньку сгущаться сумерки, и они с Майрой сначала разглядывали роящиеся на Пятой авеню толпы из своего романтичного уединения в двухколесном экипаже — затейливая причуда… а дальше чай в шикарном отеле «Риц», и ее лилейная ручка мерцала рядом, на подлокотнике его кресла; и вдруг — пролился этот стремительный, прерывистый поток слов… Затем последовал визит к ювелиру, а дальше был сумасшедший ужин в каком-то крошечном итальянском ресторанчике, где на обороте меню он написал «А ты меня?..» и положил его перед нею, предоставив Майре возможность откликнуться неизменно чудодейственным: «Ты же знаешь, что да!» И вот теперь, под занавес, они замерли на ступенях «Билтмора».

— Ну, скажи, — выдохнула Майра прямо ему в ухо.

Он выдохнул заветные слова. Ах, Майра, сколько же далеких призраков, должно быть, пронеслись в этот миг в твоей памяти!

— Ты мой дорогой, — тихо сказала она. — Я так счастлива.

— Нет… это ты моя дорогая. Ты ведь понимаешь, Майра?..

— Понимаю.

— Навеки?

— Навеки. У меня же теперь вот что есть, видишь?

И она поднесла к губам колечко с брильянтом. Знала, что полагается — а как же иначе!

— Спокойной ночи.

— Спокойной… спокойной ночи.

И феей в мерцающем розовом одеянии она взлетела вверх по широкой лестнице, а щеки ее все пылали, пока она нажимала кнопку у лифта.

Через две недели она получила телеграмму: родители, мол, вернулись из поездки на Запад и приглашают приехать к ним в округ Вестчестер на неделю. Майра тут же отбила ответную телеграмму, каким поездом приедет, купила три новых вечерних платья и упаковала дорожный сундук.

Приехала она поздним холодным ноябрьским вечером и, выйдя из вагона, с нетерпением огляделась: где же Ноултон? На платформе быстро отбурлила толпа возвращавшихся из Нью-Йорка мужчин; отзвучало попурри из выкриков жен и шоферов и громкого фырканья автомобилей, пока они, подав назад, разворачивались и укатывали восвояси. И вот, прежде чем она успела что-либо сообразить, платформа опустела, и ни одного из роскошных авто уже не было в помине. Видимо, Ноултон ожидал ее с другим поездом.

Проронив еле слышное «чер-рт!», она было направилась к зданию станции елизаветинского стиля, чтобы оттуда позвонить, но тут к ней обратился замурзанный, ужасно неряшливо одетый человек: он в знак приветствия коснулся рукой своей допотопной фуражки и проговорил надтреснутым жалобным голосом:

— Мисс Харпер вы будете?

— Я, — призналась она, довольно-таки испуганная: неужели, не приведи господи, этот несусветный тип и есть шофер?

— Да заболел он, шофер-то, — продолжал тот высоким, визгливым тоном. — А я сын ему.