Горестная история о Франсуа Вийоне

22
18
20
22
24
26
28
30

Все начинали испуганно креститься. А Франсуа, раздраженный тем, что никто не способен понять, что он имеет в виду, смотрел на этих тупоумных мужиков и чувствовал себя так одиноко, что порой его подмывало плюнуть на все и вернуться назад в Орлеан.

Но он уже был близок к цели своего пути. Расстояние от Пон-де-Се до Анже он прошел быстро; вскоре стали видны церковные колокольни и мощные башни замка, а у подножия крепостных стен расстилались ровные поля, залитые талой водой. Франсуа ускорил шаг и вдруг услышал, что двое каких-то людей разговаривают между собой на цветном жаргоне; несколько минут он приглядывался к ним, а потом спросил тоже на жаргоне, не из Анже ли они.

— Ты кто такой и откуда? — осведомились они.

Франсуа назвался вымышленным именем, сказал, что он из «ракушечников», и спросил, не могут ли они проводить его в надежное место.

Его новые знакомцы провели его мимо огромных и грозных башен короля Рене[38] в какую-то сомнительную харчевню, где при виде Франсуа несколько подозрительных личностей прекратили бросать кости и потребовали от него объяснений, кто он и чего ему тут надобно. Франсуа таковые объяснения дал, не сообщив о себе практически ни слова правды, крепко с ними выпил, отужинал и отправился спать, а на следующее утро сменил жилье, так как ночью его обчистили — украли короб с товарами, кошелек и плащ.

«Я всегда выбираю, — печально подумал он, — самое скверное место».

Но он был богат и, отделавшись от новых приятелей, которые обворовали его, нашел себе небольшую гостиницу и решил немедленно посетить дядю, ради которого и пришел сюда.

«Град низкий Анже, но высоки звонницы. Бедны школяры, но богаты блудницы», — гласит пословица. Франсуа в этом не сомневался. Слоняясь по улицам, он обнаружил пару-тройку борделей, и это открытие привело его в отличное настроение. А чуть дальше в нескольких домах женщины, видя его, стучали в стекла, приглашая зайти к ним.

«Ну теперь я знаю, куда идти, — весело подумал он. — Но не сейчас, у меня еще будет время».

Мысленно призвав на помощь Колена, чтобы справиться с соблазном, Франсуа купил новый плащ и отправился в монастырь, где жил его дядя, представился ему и, поговорив несколько минут, произвел на почтенного аббата своими манерами столь скверное впечатление, что тот даже не удостоил племянника приглашением как-нибудь опять посетить его.

«И черт с ним! — решил Франсуа. — Поищем что-нибудь другое. А я-то дурак…»

Около месяца он жил в свое удовольствие, доставая из пояса припрятанные экю и вовсю транжиря их. Бродячий школяр, с которым он случайно познакомился, спер у него восемнадцать ливров. На шлюх ушло раза в три больше. Потом он спутался с одной торговкой, которая обошлась ему так дорого, что он наконец спохватился и решил подсчитать, сколько денег у него осталось. Слава Богу, оказалось вполне достаточно, чтобы еще долго вести подобную жизнь, и тут вдруг его понесло, и он принялся сочинять стихи, в которых, ничуть не думая о завтрашнем дне, позволил разгуляться своей фантазии.

Жизнь в городе била ключом благодаря тому, что в нем после утраты своего Неаполитанского королевства обосновался король Рене, и Франсуа здесь понравилось. Он жил, не считая ни денег, ни дней. В харчевнях он сошелся со школярами, которые тоже занимались виршекропанием, подражая пасторалям доброго короля Рене, и читал им свои баллады. Вскоре о них стали говорить. Вийону было велено явиться в замок; его провели через анфиладу небольших комнат с резными дверьми и стенами в восточных коврах, галерей, уставленных скульптурами, мимо покоев, которые были увешаны картинами, музыкальными инструментами, турецкими кальянами, часами, медными подносами и драгоценными тканями, и передали королевскому камергеру, а тот уже проводил его к своему государю.

Сложения король Рене был крепкого; на вытянутом бритом лице курносый нос, энергичный подбородок и маленькие живые глаза. Вийона он принял приветливо, попросил почитать стихи, потом сказал по их поводу несколько комплиментов. Но Вийон возразил, что в сравнении со стихами его величества его сочинения бледнеют, и заверил короля, что знает его стихотворения наизусть. И тут же в доказательство прочел прелестную пастораль «Рено и Жаннетон», в которой безумно влюбленный в свою вторую жену король Рене изображает ее пастушкой, славит весну, свежую травку и цветочки, а себя представляет в облике грациозного пастушка.

— Бросьте вы хитрить, — сказал однажды Вийону Жан де Бово, который по-дружески относился к поэту и покровительствовал ему. — Вас все равно не простят.

— Но я совершенно искренен, — возразил Франсуа.

— Тогда попробуйте быть не столь искренним. «Лишь легкой жизнью наслаждаться можно».

Вийон покраснел. Кто сможет поверить, будто он и вправду любит эти слащавые пасторальки, ежели совсем недавно в издевку над ними он написал:

Каноник-толстопуз на мягком ложе, Вином горячим подкрепляя силы, С Сидонией, красоткой белокожей, Что для удобства вящего и пыла Все как с себя, так и с дружка стащила, Любовной забавляются игрой, Смеются, млеют и пыхтят порой. На них я в щелку глянул осторожно И удалился с завистью немой: Лишь легкой жизнью наслаждаться можно[39].

Значит, Жану де Бово известна эта баллада? Впрочем, тут сомневаться не приходится. Но, похоже, ему было известно и кое-что еще, потому что он усмехнулся и промолвил:

— Так-то вот, мэтр Франсуа Вийон. Кто способен на великое, способен и на малое.