И танцевать оказалось не так уж трудно.
Большинство танцев оказались просто плавными движениями, поворотами и поклонами под музыку. И маэстро, в начале воспринявший мою идею весьма критично, понемногу оттаял, глядя на то с какой грацией и ловкостью я повторяю то, что он мне показывает.
— Мари! — вскричал он, оттанцевав со мной длинный и очень сложный, по его мнению, танец. —Но это же невероятно! В вас усердия больше, чем во всех наших городских барышнях, а вашей грации позавидует и профессиональная танцовщица!
Я лишь краснела от его похвал, хотя они и были заслужены.
Ведь никто в целом мире не знал, как уставали к концу дня мои ноги, как ломило поясницу. Но я хотела явиться на этот прием, как приличная горожанка, а не как торговка с рынка, которую интересует только угощение!
Нет уж. Я могу и разговор поддержать, если нужно, и потанцевать.
И никаких бобров!
И, конечно, не забывала я про науку Рома.
Ночами, пока весь дом спал, я накрепко закрывала ставни и двери, и смотрела свою на дверную ручку, пока символы, начертанные над ней, не оживали.
И тогда я перемещалась в любое место. В запертый погреб, в сарай со свинками Ханны, на безлюдные улицы городка.
По дому перемещаться было проще простого, а куда-то дальше уже труднее. Возвращаться тоже сложнее. Долго приходилось воображать эту ручку на пустой и голой стене, например.
Но с каждым разом становилось все легче и легче.
Волшебство инквизитора словно прорастало во мне, и переносило меня в нужное место послушно и быстро.
Так что за своим заказом, за чудесным мятным платьем, я сумела прийти в назначенный срок.
Оно было просто волшебным!
Вертясь перед зеркалом, любуясь собой, я вдруг с жалостью подумала о Мари. О той несчастной глупышке Мари, что полюбила и не пережила позора и боли.
Наверное, впервые за все время я подумала о ней не как о себе, а как об отдельном человеке.
Легкомысленный юный мотылек, никому не сделавший зла…
Если б у нее все было иначе! Ей бы ходить в таком платье, ей бы кружить головы молодым людям!
Смеяться и кокетничать!