Двуликие

Шаги становились громче. Принцесса оторвалась от стены.

– Идем!

Девушки быстрым шагом последовали за ней. Впереди показалась развилка. Коридор, по которому они шли, примыкал к более узкому, но прямому проходу. Принцесса глубоко вздохнула и, попросив девушек пока оставаться на месте, завернула за угол. По прямому коридору звуки распространялись быстрее и громче, и шаги, к которым прибавились незнакомые мужские голоса, заставили принцессу вздрогнуть. Маргарет вернулась к девушкам.

– Мы можем переждать в полукруглом тоннеле, пока повстанцы пройдут по тому коридору. Или даже можем пойти обратно. Если пойдем вперед, то повстанцы нагонят нас. – Голос принцессы стих и стал совсем хриплым от страха.

Когда Маргарет закончила говорить, она поняла, что звуки разделились. Теперь они шли не только из переднего коридора, но и из того, в котором находились девушки. Повстанцы заполонили подземелье и окружили девушек, потому оставался только один путь – вперед. Без разговоров все кинулись в том направлении. Маргарет, путаясь в юбках, неслась по тоннелю и понимала, что теперь-то их точно услышат повстанцы. Останавливаться было нельзя. Она не разбирала дороги и сворачивала куда угодно, лишь бы потерять время. Девушки разделились: кто-то остался с принцессой, кто-то отстал, кто-то свернул в сторону в надежде, что одной спрятаться проще. Маргарет не успевала думать, как лучше поступить ей самой. Она просто бежала.

Принцессе и тем, кто следовал за ней, повезло. Тьма перед ними рассеивалась, и пространство подземелья из черного становилось иссиня-серым, блеклым. Тоннель расширился, впереди показался проем, пропускавший холодный, но такой долгожданный лунный свет, свет свободы. То был выход не в храм Существ, как изначально рассчитывала принцесса, а в лес, но так скрыться было даже проще. Девушка, которая бежала впереди всех, ловко выскочила в проем, за ней последовали остальные. Принцесса отбросила свечу и устремилась к выходу.

Когда Маргарет наконец оказалась снаружи, она не сразу поняла, почему девушки не бегут дальше. Они стояли на месте, загораживая собой дорогу, но стоило принцессе обогнуть их, как она поняла причину всеобщего промедления. Они оказались в ловушке.

Впереди, довольно улыбаясь и демонстрируя блестящие ножи, стояли повстанцы. Бежать было некуда. Повстанцы окружили девушек.

– Милые леди! – обращение звучало бы вполне учтиво, если бы не зловещая ухмылка на лице говорившего. – Нам нужна только принцесса, остальные могут быть свободны. Иди сюда, милочка, тебя ожидает веселая поездка. Нэйт хочет с тобой познакомиться.

Глава 47

Месть

–Квам посетитель, Ваше Высочество, – холодным тоном проговорил слуга, уже готовый к тому, что принц скорчит недовольную гримасу. Хозяин этой комнаты был рад видеть лишь немногих обитателей Мейфора.

Роберт скривился:

– Если это не Аэлия и не Карленна, то скажи, что я сплю.

– К вам придворный лекарь, Ваше Высочество, – все тем же холодно-равнодушным тоном ответил слуга. – Я уже сказал ему, что вы бодрствуете.

– Скажи, что я внезапно уснул от боли в ноге, – грустно сказал Роберт вслед слуге, который уже шел открывать дверь лекарю.

Справедливости ради, нога, покалеченная во время «охоты» с Дантом Гарсом, вот уже несколько дней как перестала беспокоить, но признаваться в этом Роберт не спешил. Во-первых, он ждал, что охотник ослабит бдительность. Во-вторых, благодаря его притворству к принцу стала чаще заглядывать Аэлия – сначала за компанию с Карленной, потом одна, притом с каждым разом она задерживалась все дольше. Но Роберт не был уверен, что встречи продолжатся, когда повязку с ноги снимут. А лекарь, как назло, ежедневно приходил к принцу, норовил осмотреть ногу, потыкать пальцем и выписать мази и травы, способствующие скорейшему выздоровлению, которые, ввиду уже свершившегося выздоровления, были ни к чему.

– Ваше Высочество, а я ведь слышу ваш голос! – бодро прокричал из-за двери лекарь и, не дожидаясь приглашения, прошел в комнату. – Ну, как ваша нога? Еще болит?

Роберт не ответил. Лекарь ловко снял повязку и сосредоточенно принялся осматривать ногу, прощупывая пальцами места, которые, по его понятиям, должны еще болеть или уже не болеть.

– Ай! – Роберт мрачно обозначил несуществующую боль. Лекарь нахмурился.