Выражение лица медсестры становится сострадательным.
– Конечно. У тебя голова закружилась, милая?
При этих словах Феррис отвлекается от табличек с фотографиями букетов.
– Ты в порядке, Савви?
– Да, – быстро отвечаю я. – Просто… подумала, что мне это не помешает.
Медсестра кивает.
– Разумеется. Надо на всякий случай дать тебе сахар. Я и крекеры захвачу, – добавляет она и отходит к холодильнику в другой части комнаты.
Под взглядом Ферриса у меня краснеют щеки. Меня бесит постоянно быть проблемной пациенткой.
В дальнем конце помещения пикает прибор, и папа поднимает свою банку так, будто только что выиграл на скачках.
– Это у меня! – восклицает он.
Спустя десять секунд пикает прибор мамы.
– Вот черт, – произносит она. – Я была так близка.
Только моя семья может превратить донорство в игру.
Спустя пятнадцать минут мой пакет еще далеко не полон.
– Я же говорила тебе перестать пить столько кофеина, – напоминает Оливия, пока медсестра проверяет мой пакет и отмечает, что он стал заполняться медленнее. – Ты пьешь столько кофе и при этом думаешь, что твоя кровь не превратится в патоку…
– Она выпила всего один стаканчик, Оливия, – защищает меня Феррис. – Сомневаюсь, что это на что-то повлияло.
– Мои данные говорят об обратном, – парирует Оливия. – Я читала, что кофеин не только блокирует нейрорецепторы, вырабатывающие аденозин, но у него еще и период полураспада – три часа, и…
– А я читал, что пять, – вклинивается папа.
– О, я уверена, что три, пап, – отвечает Оливия. – На сто процентов.
– Ты про статью в «Вашингтон Пост» семнадцатого года? – спрашивает папа. – Потому что я могу поспорить, что видел в ней цифру пять.