Встречи на полях

22
18
20
22
24
26
28
30

Я выдыхаю.

У нас есть система.

Комната сигналов моя с восьми до десяти, с полудня до двух и с четырех до конца рабочего дня. Он забрал остальные часы, и мы не можем приходить за десять минут до или после обозначенного времени. Этот вопрос встал примерно на четвертый день нашей переписки. В обед я прибежала, вооружившись миской картофельного салата, безумными надеждами и мечтами, и как раз открывала дверь, как вдруг увидела, что внутри горит свет. Вдалеке я услышала скрип шкафа для бумаг и, не дожидаясь, пока из-за угла появится чья-то фигура, бросилась в коридор. Само собой, моя следующая записка была о том, что нам нужно установить правила.

Не знаю, почему он согласился.

Возможно, потому что тоже хотел сохранить анонимность, учитывая, что я в рабочее время пишу, как выражается миз Пеннингтон, «материал, эквивалентный запихиванию ватных шариков в рот» в издательстве, которое настолько заботится о высоком качестве выпускаемых книг, что объявило своей миссией «завалить читателей качественной литературой, чтобы очистить общество от чепухи». В протоколе прошлогоднего собрания редакции под этим предложением есть сноска: «А именно – от триллеров, магического реализма, детективов, исторических романов, вестернов, драм и прежде всего любовных романов во всех их формах».

Или, возможно, он не хотел раскрывать свою личность на случай, если я вдруг ополчусь против него или втяну его в неприятности, учитывая, что, хотя ни в каком кодексе ничего об этом (разумеется) не сказано, каждый раз, приходя сюда, я будто перепрыгиваю через сигнальную ленту.

Или, возможно, он решил выстроить четкие границы, чтобы в определенное время эта комната была всецело в его распоряжении, потому что, как и я, он считает ее своим маленьким оазисом.

Или он тоже думает, что так будет интереснее: радоваться обмену записками, будто мы школьники. Суть переписки не имела значения. Никого не интересовал вопрос «Что ты ела на обед?» или ответ «Сэндвич с индейкой, а ты?» Развлечение заключалось в самом методе. В осознании того, что, какой бы тривиальной ни была записка, через минуту тебе ее вернут с парой новых предложений, предназначенных только для тебя.

Не знаю, относится ли он так к нашему общению.

Я – да.

То, что мы узнаём друг о друге в ходе переписки, не является чем-то уникальным, но у меня ощущение, что это так.

Комментируя ту или иную сцену, мы упоминаем личные факты, истории. Он непрестанно читает, гораздо больше, чем нужно по работе. В детстве ездил на каникулы в старый ветхий домик неподалеку от побережья Род-Айленда. В средней школе над ним издевались, пока он не вытянулся.

Каждая небольшая история, каждый факт похож на звоночек. Драгоценную крупицу. Золотую звезду.

Направляясь к креслу-мешку, я уже листаю страницы рукописи. Я сразу вижу его замечания по поводу развития персонажей в седьмой главе (судя по всему, спихнуть щенка с дивана – это красный флаг в том, что касается привлекательности героя), которыми я с удовольствием займусь вечером. Но сегодняшний звоночек звучит в новом комментарии на шестьдесят пятой странице.

Вчера он оставил осторожно сформулированный комментарий по поводу первого свидания моей героини: «То, что она называет это “лучшим вечером в своей жизни”, хотя они ели черствые булочки в двухзвездочном ресторане, еще более смешно, чем неизменная вера миз Пеннингтон в то, что “будущее за средневековой поэзией”». В ответ я спросила, каким он представляет себе идеальное первое свидание, и с утра он ничего не написал, но теперь вернулся к этой теме. Впервые его ответ настолько длинный, что он приклеил сбоку бумажку для записок, чтобы ему хватило места.

Идеальное свидание зависит от тех, кто на него идет. Если она любит вкусно поесть, я бы отвел ее в «Кэтбёрд Сит». Если музыку – то в симфонический центр Шермерхорна. Идеальное свидание не имеет никакого отношения ко мне. Главное – подобрать наиболее подходящее для нее место и познакомиться с ней в этой приятной обстановке.

Я закатываю глаза и щелкаю ручкой. Именно этого я пытаюсь избежать в своей книге. Все главные героини любовных романов, которые я читаю, оказываются недооцененными вундеркиндами, побеждают в конкурсах по выпеканию яблочных пирогов, удивляют окружающих (и самих себя) тем, что бегло говорят на трех языках, имеют дома целую библиотеку классической литературы, которую знают наизусть, а в свободное время помогают в приюте для бездомных. В этих романах не бывает нормальных главных героинь. Они все модели «Виктории Сикрет» с алыми губами и талантами, которых хватит на несколько сотен жизней, только и ждущие, что их подхватит на руки главный герой.

«Да, а как насчет свиданий для обычных людей? – пишу я и задумываюсь. – Как насчет девушек, которые каждый день довольно посредственно выполняют свою работу? Которые питаются только овсяными хлопьями, потому что это единственное, что они могут себе позволить. Которые большинство вечеров проводят на благотворительных мероприятиях, устраиваемых их родственниками, смотрят кино, сидя между сестрой и ее женихом, или горбатятся в моей комнате над дурацкой книгой, которая очевидно настолько несовершенная, что ее никто не прочитает».

Я останавливаюсь и смотрю на свои слова, а затем переворачиваю карандаш.

Я не могу их оставить. Они слишком личные.