Всего лишь хлипкие клятвы, сковывающие все живое. Она обещает. Лесоруб вскакивает и присоединяется к своей стороне, вставшей в тупик. Они собираются, пытаются спасти ситуацию. Срубить пихту, не убив кого-нибудь, не получится.
Мими бросает взгляд на Дугласа. Она уже видела это дерево. Но узнает далеко не сразу: оно было за третьим архатом на свитке ее отца. Лесорубы снова заводят пилы. Срезают кустарник, складывают его в местах падений перед пихтами. Один вальщик делает надрез на большом дереве. Мими наблюдает, слишком ошарашенная, чтобы кричать. Они собираются уронить его прямо через ветки пихты с протестующим. Ствол трещит, Мими вскрикивает. Зажмуривается от оглушительного грохота. Открывает глаза, когда поваленный кряж прорывается через рощу. Протестующий держится за свою мачту и стонет от ужаса.
Дуглас осыпает лесорубов проклятьями.
— Вы с ума посходили? Вы же могли его убить!
— Вы вторглись на чужую территорию! — кричит бригадир. Вальщики расчищают новое место падения. Кто-то приносит болторез и разрезает наручники протестующих у «Катерпиллара», будто подстригает кизил. По всей поляне завязываются драки; роскоши ненасилия конец. В вечнозеленой роще вальщик вонзает лезвие в масло очередной обреченной пихты, намереваясь обрушить ее в трех футах от дерева с другими протестующими. Крики почти теряются за шумом пил, совсем теряются для лесорубов в наушниках. Но они видят, что он размахивает руками, как сумасшедший, и задерживаются, пока перепуганная мишень не сползает на землю. По обоим фронтам — полноценный провал. Блокированные машины заревели. Девятеро из оставшихся сидельцев слезают с насестов. Лесорубы торжествующе размахивают пилами. Протестующие отступают, как олени от пожара.
Мими сидит, где обещала. Воздух за ней визжит. Она оглядывается на сверкающие мигалки и думает: «Кавалерия подоспела». Бронированный грузовик изрыгает двадцать полицейских в полной защите. Черные поликарбонатные шлемы с щитками. Кевларовые бронежилеты. Пуленепробиваемые ударопрочные полицейские щиты. Полиция проносится по поляне, сгоняет вместе посторонних, защелкивает браслеты на запястьях даже тех, у кого уже есть один отрезанный.
Мими поднимается. На ее плечо опускается рука, прижимая обратно к земле. Она разворачивается навстречу копу — перепуганному и двадцатилетнему.
— Сидеть! И не двигаться.
— Я никуда и не собиралась.
— Еще раз вякнешь — пожалеешь. — Мимо трусцой пробегают трое субботних лесных воинов — обратно к дороге, своим машинам. Ребенок-полицейский кричит вслед: — Замерли и сели. Живо, живо, живо!
Они вздрагивают, разворачиваются и садятся. Ближайшие лесорубы ликуют. Малыш крутится на месте и бросается к другим протестующим, пытавшимся сбежать. Отряд рассеивается под деревьями. Занимают позиции парами под последними протестующими на ветках, постукивая им по ногам дубинками. Пятеро оставшихся сдаются — все, кроме Дугласа Павличека, который забирается еще выше. Достает из рюкзака свои наручники и закрывает одно запястье. Потом обхватывает ствол и защелкивает второе.
Мими хватается за голову.
— Дуглас. Спускайся. Все кончено.
— Не могу! — он трясет наручниками, запершими его в объятиях дерева. — Придется сидеть, пока не приедет телевидение.
Озверевший отказник отбрыкивается от лестниц, которые полиция приставляет к пихте. От одной — так атлетично, что смеются даже лесорубы. Но уже скоро под ним четверо полицейских. Прикованный Дуглас не может сдвинуться. Полиция тянется болторезами, чтобы отхватить цепь. Он прижимает цепь к стволу. Лесорубы передают полиции топорики. Но Дуглас сплетает пальцы поверх цепи. Выше его пояса полиция залезть не может. Быстро посовещавшись, они режут его штаны большими ножницами. Двое хватают за ноги. Третий прорезает рваную джинсу до промежности.
Мими смотрит во все глаза. Она никогда не видела голые бедра Дугласа. Думала все эти месяцы, увидит ли. Его страсть читается так же открыто, как удивление, когда они делят между собой холодный шоколадный шейк. Но он лишь раз положил ей руку на затылок и на большее не решался. Почему — непонятно. Мими решила, что во всем виновата какая-то военная рана. Теперь она смотрит, как его раздевают на глазах у ошарашенной толпы. Нога открыта воздуху, костлявая и белая, почти безволосая — морщинистые бедра мужчины куда старше Мими. Потом — другая нога, и вот джинсы повисают на поясе рваным стягом. В ход идет перцовый баллончик — смесь капсаицина с газом «Сирень».
Люди кричат:
— Он же прикован к месту. Он не может сдвинуться!
— Чего вы от него хотите?
Полицейский подносит баллончик Дугласу между ног и нажимает на кнопку. Член и яйца охватывает жидкое пламя — коктейль, равный нескольким миллионам сковиллей. Дуглас висит, болтается на наручниках, дышит мелкими глотками: