Можно бы заплакать, но у Маргареты не получалось больше плакать. Слёзы — это что-то, что бывает с другими, живыми, настоящими; у теней не бывает слёз, у теней не бывает чувств, теням не бывает больно.
Маргарета казалась сама себе заржавевшей. Грудой пустого металлолома, в котором не различить уже больше, чем она была раньше.
— Я не хочу, — повторила она снова, хотя Макс вряд ли понимал, что она имела в виду. — Я не хочу, я не хочу…
Попыталась придумать, как объяснить, — и не смогла. Попробовала вспомнить, как плакать, — и не смогла этого тоже. Только судорожно, через всхлип, вздохнула, и от этого болезненно свело плечи.
Макс гладил её по спине, как маленькую. И, слава мудрому Господу, молчал.
— А помнишь, мы лежали на склоне и смотрели на звёзды? А ты всё умничала, что знаешь, как они называются.
Сильная ладонь — на плече. Тихонько жужжал аппарат, впечатывая в ленту точки рутинного ответа: сводка принята центром. Маргарета застыла у окна, потерянная и пустая; Макс прижимал её к себе мягко, но непреклонно, лётный костюм крепко пах виверной и немного самим Максом, от кружения теней болела голова, и Маргарета вдруг неожиданно для себя призналась:
— Я придумала половину.
— Придумала? Как это?
— Ну, я брала их из головы.
Макс вытаращил глаза:
— Ты! Ты называла меня безграмотным бездарем!
— Ннну… если бы ты был грамотный, ты бы возразил?..
Она спрятала улыбку в его рукаве. Макс оскорблённо пыхтел, а потом вдруг расслабился, будто из него спицу выдернули, и засмеялся:
— Я же потом эти твои названия… ребятам пересказывал. Пока куковали между вылетами и заняться было нечем. Такой был важный, ты бы видела!
Маргарета глянула на него лукаво, снизу вверх, и рассмеялась тоже.
Звёзд сегодня не показывали. Всё небо было затянуто тёмными клубящимися тучами: в них гуляли глубокие, жуткие тени, мелькали всполохи, и они сами всё кружились, кружились и сталкивались без конца.
Погода была нелётная. Должно быть, драконам тоже нужно иногда не полететь, чтобы смотреть на небо снизу вверх.
Чтобы дать ему — и себе — быть.
ebooksa