Погода нелётная

Поэтому сейчас он, немелодично насвистывая, колдунствовал над крошечной переносной плиточкой: развёл молоко, плеснул в него промытый рис, щедро закинул сразу четыре кубика сахара, щепотку соли, половину пакетика какао…

Максу нравилось готовить. И пробовать вот так, с кончика ложки, обжигающе-горячее адское варево — тоже. Солнце заглянуло на станцию длинными жёлтыми квадратами, где-то надрывно жужжала муха, Маргарета сердито ковырялась в своих журналах, пыхтя, как оскорблённый ёж, а Макс разделил клейкую кашу пополам, плюхнул по мискам, поставил на огонь чайник, — разве же не хорошо?

— Приятного аппетита, — объявил он и толкнул кашу к Маргарете.

Девушка смотрела на неё кисло. Понять её было можно: блюдо вышло не так чтобы особенно эстетичным. Но кого в каше волнует эстетика, её же не для красоты готовят, а для пуза!

Макс воткнул в кашу ложку. Она чуть покосилась, но осталась стоять черенком вверх. Свою порцию он размешал с силой, подул, а потом удовлетворённо запихал молочно-рисовый комок в рот и щедро залил чаем.

— Это очень полезно, — сообщил он. — В молоке витамины и микроэлементы для крепких костей, а ещё белок и вообще. Ты кушай, кушай!

Маргарета потыкала пальцем в торчащий черенок ложки. Но потом отщипнула немного и принялась вяло, без энтузиазма жевать.

Впрочем, максова энтузиазма хватало на них двоих, — он пёр вверх, как рис из кастрюли, и грозил выбить собой станционную крышу. Пока Маргарета, такая же медленная и потерянная, собирала сумку в вылет, Макс успел помыть посуду, натаскать воды и выбить одеяло. А когда Маргарета застёгивала шлем, бросил между делом:

— Я пыль приберу маленько.

Она пожала плечами и вышла, а Макс потёр лоб тыльной стороной ладони.

Станция была старенькая, её поставили здесь никак не меньше пятнадцати лет назад, — и почти наверняка она тогда значилась в документах «временным сооружением», на месте которого обязательно построят новую станцию, из красного кирпича под белым куполом, с доброй сотней красивых блестящих приборов, флажками, флюгерами и автоматическим барометром. Но маршрут над низинами оказался невостребованным, драконы здесь в самые оживлённые дни летали всего восемь раз за сутки, и строить красивое было дорого и незачем. Так она и осталась стоять среди леса, скособоченная и обшарпанная, не станция даже, а так — бывший транспортный контейнер, кое-где дополнительно утеплённый.

Выгнутый под форму драконьего брюха пол в передней части станции выровняли листами фанеры, а в задней — оставили, как был. К стенам приварили койку, полки и стеллаж из металлических штырей. Набили внутрь простенькой мебели, вкатили мелкую печку-чугунку, а рядом с дверью прикрутили шильдик: «метеорологический пункт 1378».

Потом в казённую строгость впервые въехали люди и стали обустраивать быт по своему разумению. Чья-то трясущаяся рука ввинтила в углах окон несколько косящих в сторону шурупов, между которыми были натянуты верёвки для занавесок. Кто-то срубил крепкие табуреты и обил стол жестью. На крыше сделали скос для сбора воды, а под бочкой оборудовали мойку: размокшее дерево кое-где сыпалось влажной трухой, зато голова душа оказалась фабричная, как в каком-нибудь цивильном санузле. Сортир тоже был крепкий, навес для зверей радовал добротностью и разнообразием ларей со всякой ерундой, а на солнечной части поляны разбили чахлый, но вполне живой огородик.

Всё это, конечно, потихоньку разваливалось и дряхлело. Фанера на полу отчаянно скрипела, а у самого порога проваливалась — под задубевшим ковриком Макс обнаружил подозрительно мягкую и тёмную поверхность с признаками гнилья. В канавки у стен нанесло столько грязи, что под одним из окон там решил проклюнуться росток будущего клёна. В углу у входа под оторванной холстиной пушилась серо-жёлтая усатая плесень.

Как всякую всерьёз уставшую конуру, станцию было проще снести и собрать на её месте новую, чем привести в порядок. Но Макс не отчаивался: ломать — это же всегда не строить! А ему не принимать здесь верховного главнокомандующего на чай и вот это вот всё.

Поэтому, когда виверн нырнул в низкую прерывистую облачность, Макс закатал рукава и взялся за работу.

Сперва вынес всё, что не было прибито к полу, и сгрудил на сухом участке перед навесом. Снял голову тяпки с рукояти, прошёлся ею по швам и бороздам, безжалостно выкорчевав бойкую растительность. Собрал из веток лещины метлу и долго надрывно кашлял по станции туда-сюда.

За этим шумом он не услышал даже, как старенький виверн в свойственной ему манере шлёпнулся оземь. Маргарета вошла, когда Макс отдирал с пола ножом нечто, что с равной вероятностью могло быть грибами и птичьим помётом.

— Что ты делаешь? — хмуро спросила она.

— Убираюсь! Видишь, какая пылища?