И все мои девять хвостов И все мои девять хвостов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Братец, не путай его, – попросил парень. – Этот младший, кажется, совсем не знал, что мы существуем. Откуда ты, из какой семьи?

Ши набрался смелости и назвал фамилию отца.

– Северянин! Ши из Хэйлунцзян. Тогда хоть тебе здесь холодно не будет, маленький братец, – со всех сторон загалдели соседи.

Алексу показалось, что говорят они снисходительно.

– Вот почему мы тебя не сразу поняли. Вот почему ты иначе пахнешь!

– Не галдите, как бабы, – прохрипел вдруг полуживой мальчишка. – Он странно пахнет, потому что не облит куриной мочой, как все вы.

– Точно, – подтвердил поцеловавший Алекса сосед. – Я тоже это почувствовал. Его вывернули другим способом. Тебя заставили съесть сырую печень? – спросил он насупленного Ши.

Тот кивнул.

Все вокруг возликовали. Со стороны, наверное, казалось, что лисы в клетках взбесились.

– Превращайся обратно и выпусти всех нас, братишка с севера! – неслось со всех сторон.

Алекс ушел в дальний угол клетки.

Он уперся головой в решетку. Он закрыл глаза. Он представил, как распутываются петли проволоки на его двери. И на двери соседа, лизнувшего его в нос. И на двери умирающего мальчишки.

Все вокруг замерли. Все вокруг превратились в единый вздох, в единый хриплый свист. Все желтые глаза усталых, грязных, измученных зверей, все прекрасные глаза самых красивых мужчин, каких можно видеть только в кино и рекламе, все устремились на несчастного Алекса Ши.

Северянин Ши еще никогда в жизни не боялся потерять лицо[24] перед таким большим количеством родственников и незнакомцев.

Глава 5

А как тут не потерять лицо, если уже начинаешь путаться в том, кто ты в данный момент?!

Саша Кислицкая согласилась на эту авантюру с подменой по глубоко личной причине, и дело не в желании свалить, доказать, пожить в Китае, зацепиться, устроиться или мир посмотреть. У себя в съемной квартире, держа в руках конверт, проклеенный внутри пупырчатой пленкой – «дедушкой» поп-ита, – она отдавала себе отчет в том, что в конверте – конец ее детской ране и травме. Но, возможно, и начало взрослой.

Пальцы тянулись лопать пупырки, а в животе все сжималось от волнения. Потому она отложила конверт и третий день не могла решиться его вскрыть, прочитать, посмотреть содержимое. От лопнутых пупырок пакет худел день ото дня, но оставался невскрытым.

– Ты, Кислицкая, оказывается, девица тонкой душевной организации, а Китай – он для тех, кто попроще, знаешь ли, – сказала как-то Васильева, когда они после шопинга на торговой улице упали на пластиковые стулья в какой-то чифаньке[25].

В каждом китайском городе есть такая улица, где главное занятие – торговля, а главный признак – пешеходная зона. Если такой улицы нет, то вы не в городе, а в деревне. А Харбин – город, хоть и не очень большой по меркам Поднебесной.