И все мои девять хвостов И все мои девять хвостов

22
18
20
22
24
26
28
30

От холода заломило надбровья, струйки потекли по щекам, по подбородку, по шее, промочив ворот футболки, отвлекая своей реальностью от дурных призрачных мыслей. Саша открыла глаза и тут же зажмурилась снова. Цвета вокруг разложились каждый еще на десяток оттенков и полутонов, мир замедлился, да так, что полет мухи вдруг стал не стремительным, а медленным, словно кто-то тащил насекомое на веревочке вперед, как надутый гелием шарик. Кислицкая протянула руку и легко схватила муху за крыло. И выпустила – от удивления и боли.

Холод помог глазам, но спину скрутило так, словно позвоночник от боли завернулся в штопор – мир снова стал обычным. Мгновенный приступ – и потом дышать стало легче: привычный вид, привычная скорость, обычное все вокруг. Как тут не вырваться вздоху радости?!

Саша убрала лед в холодильник с намерением в лучших китайских традициях попить горячей водички и по-русски лечь спать – утро вечера мудренее. И краем глаза заметила, что копченые куриные лапы там необычно большие и аппетитные как никогда. «А утром я хотела эту вонючку выбросить», – вяло, но все же удивилась она. Но сделала усилие над собой и пошла спать.

Спина болела так, что спать пришлось на животе, как раненому зверю, положив голову на вытянутые руки. Жара изводила.

Саше снилась мама – мама была большая, пушистая, смотрела сверху и холодным носом щекотала ее носик в темноте. Успокаивала. И еще кто-то кусал ее за уши и там, где болит. Назойливо и чувствительно. Словно играл, но так надоел и не давал Саше спать, что приходилось шевелиться, отгонять этого «кого-то». А потом она оказалась в клетке. И сотня глаз из темноты смотрела на нее, и слышно было, как существа шептали на все лады: «Открой, открой, открой!»

Стены клетки засветились, тени за ее пределами заметались в разные стороны, слова слились в сип и визг, шипение, вой. И клетка укусила, обожгла током.

Саша проснулась на полу.

Рассвело уже. Пора было вставать и идти на занятия. В лабораторию при музее меха.

Поскуливая от уменьшившейся, но ясно ощущаемой боли, Кислицкая выполнила утренний ритуал, кляня себя за то, что вообще ввязалась в авантюру с переодеваниями, и за то, что такая обязательная, и за то, что такая бедная.

Но серьга в ухо вставлена, джинсы застегнуты, рубашка надета, волосы взлохмачены «Я – айдол К-pop», – сказала бы себе Саша, чтобы взбодриться, если б ей не было так фигово. Сон совсем не освежил, а блики в глазах то появлялись, то исчезали. То она видела сотню оттенков и «слоу-мо» вокруг, то все входило в привычные рамки, и только невидимый другим хвост боли напоминал о реальности нереального.

К цветам, запахам и скорости прибавилась еще и новая напасть – Саша видела, что по улицам города ходят не только люди. Точнее, не все, кто тут ходит и выглядит как человек, – обычные люди.

Она не видела монстров и чудовищ, не видела инопланетян под прикрытием, но вот порой в толпе прохожих нет-нет, да и мелькнет зверь в модной одежде. Или человек с красным, синим, зеленым цветом кожи пройдет мимо. Но все это – непостоянно. Где-то на краю зрения. Как помеха, а не как точный образ. Захочешь рассмотреть – и тут же видишь, что все нормально, нет никакого повода, нет лысого черепа, звериной шерсти, синих рук. Только вот стоит повернуть голову, отворачиваясь, как снова на краю глаз эти волшебные линзы и снова морок рядом.

Эта иллюзия – а иллюзия ли, еще вопрос! – проявлялась не все время. И не каждый прохожий представал в новом образе. Более того, чем выше было солнце, чем жарче становилось, тем меньше и реже возникали «блики». И хотя боль не проходила, к полудню никаких видений у Кислицкой уже не осталось. «Я просто ударилась головой вчера. Это легкое сотрясение. Отдохну, и пройдет», – решила она, успокоившись, и включилась в процесс.

Оказывается, она на автомате уже ползанятия отсидела в одной группе с Чжао, Лариным и Васильевой, трогая мех зверей. Даже пол-листа опросника заполнила.

Антон на нее не смотрел. Васильева улыбалась ей как парню, Чжао подглядывал в записи. Преподаватель Ли. Да, тот самый Ли Чжан – то и дело поглядывал на нее. Кого он в ней сейчас видел: шалопая Алекса, как все, или?..

И тут Кислицкая неожиданно дотронулась до трупа. Васильева сунула ей кусок мертвечины, и Саша просто рухнула в туман.

А Васильева обомлела: от прикосновения к куску лисьего меха грохнулся в обморок! О, где вы, доблестные воины Шаолиня?!

Четкость сознания к Александре Кислицкой вернулась, когда кто-то визгливо стал ругаться по-китайски прямо над ухом.

В обложенном кафелем помещении (в таком легче прибираться), где на витрине стояли склянки и пузырьки с лекарствами, а за витриной в ящиках навалены почти медицинские товары типа водки со змеями, массажеров, похожих на миксеры, и носков от всего и сразу, друг на друга орали Чжао и высокий мужчина средних лет.

– Убирайтесь, убирайтесь из моей аптеки! – орал незнакомец. – Уноси отсюда свою тварь! И дорогу ко мне забудь навсегда! Я ничего уже не должен твоему хозяину! Убирайся вон!