И все мои девять хвостов И все мои девять хвостов
Он выглядел так плохо, что его жемчужину тоже вот-вот предстояло доставать из тонкого тела.
– Нет, я не смогу! – Алекс отшатнулся от одной только мысли, что ему предлагается сделать.
Тогда среди воя и карканья, среди бурых спин и рыжих холок Ши увидел, как хромоногая тощая лисица, со спутанным драным мехом, на шатающихся лапах подошла к обгоревшему трупику зверя и, вцепившись зубами в мертвую плоть, разорвала грудину сородича. Нежный золотистый свет на краткий миг увидел там, в черной плоти, юноша. А лис аккуратно и быстро выгрыз сердце собрата и прямо в пасти принес его Алексу.
– Сам выпускай! – завопил Ши, схватил полусдохшего лиса с чужим сердцем в пасти на руки, сунул за пазуху некогда белой футболки и с неимоверной для самого себя силой схватил за плечи толстого Линя.
– Тя-я-я-я-я-я-я-я-я! – заорал Алекс, как и все его сородичи, и, прикрываясь, как щитом, чужим телом, вывалился в окно, на лету, уже за проемом, обернувшись лисом. Второй раз за этот проклятый день! Но уже почти легко и почти без боли.
«Красные рабочие муравьи» растерялись и замерли. И этого хватило двум огненно-рыжим лисам, чтобы броситься наутек. Вслед им ударила струя вонючей жидкости, но не долетела, а распылить мочу – яд для хули-цзин, лишающий их способности превращаться, – рабочие догадались слишком поздно. Лисы уже скрылись в зарослях сорной травы и шиповника.
– Давно надо было выжечь эту зелень! – выругался кто-то из рабочих. – Потом найдем. За забор не выйдут.
И «красные муравьи» вернулись к работе. Они направили струи брандспойтов в открытые окна клекочущего и лающего горем лисьего павильона.
Никто из них не заглянул внутрь, и они не видели, как человеческий облик смывается желтыми зловонными струями и как обгорелые тела живых и полуживых покрываются шерстью, как земля травой. Обессиленных, вялых, покорных лис, не имеющих сил и, как оказалось, возможности выйти за пределы периметра, оставалось только вернуть в клетки…
Глава 2
Поездка «куда-нибудь» оказалась настолько масштабной, что произвела впечатление даже на Ларина. А уж его-то, коренного дальневосточника, трудно поразить масштабами.
На самолете над сунгарийскими болотами. Поездом почти сутки и еще около шести часов на машине – и это все, чтобы добраться из Харбина в Джагдачи. Ларин туда попал раньше всех и, когда подъехали девчонки, встретил их с раскрытыми объятиями, приветствуя просто: «Добро пожаловать в… опу мира!»
Кислицкая и Васильева вылезли из машины. Изящество движений теряется после шести часов езды, пусть это были шесть часов езды в автомобиле класса «китайский люкс». Девчонки ступили на твердую землю, разогнули спины, и тут же таежный воздух, смешанный с густым запахом новостройки в равных пропорциях, шибанул в еще кружащиеся после дороги головы.
Они стояли на выложенной гранитной плиткой смотровой площадке. Массивные ступени вели вниз в пяти направлениях. Каждая из ступеней словно говорила: «Сила и мощь». На каждой ступени справа трепетал узкий флаг, на каждой ступени слева стояла трехметровая плоская пластиковая фигура сиреневого существа в веночке из голубых ягод. Мутантики стояли разные: кто-то щурил один глаз, кто-то улыбался похожим на клюв ртом, кто-то таращился. Был даже один почти полностью выцветший, а у еще одного был самозакрывающийся глаз – шар на проволоке. Ветер должен бы дергать существо за огромные ресницы, приклеенные к глазу-шару, вызывая движение, но ветра не было.
Городок, куда их забросила студенческая судьба, казался декорациями к недорогому фильму, срочно возведенному на деньги внезапно появившегося спонсора. Расчерченные по линейке улицы с трехэтажными домами расположились на месте срезанной верхушки сопки. На отобранной у леса площади внезапно начинались и внезапно же обрывались, проваливаясь в зелень диких сосен, улицы. Полоски асфальта расчерчивали оскальпированный холм на квадраты и прямоугольники – такие дикие в окружении настоящего леса. Торговый центр в псевдобарочном стиле и с большим LED-экраном на фасаде – окно в культуру и цивилизацию. Конечно же, в наличии сетчатые вышки сотовой связи – куда без них? – торчат иглами в небо, словно хотят сделать укол или зацепиться за облака и улететь отсюда. Белая лепнина на крашенных по бетону стенах домов, домов цвета свежей выпечки на фоне глубокой, вечной зелени, только подчеркивала чужеродность строений.
Не все лестницы вели к домам. Некоторые просто упирались в площадку, а за ней – снова деревья. Вековые, могучие.
– Слушайте, тут настолько нелепо, что я должна это сфотографировать!
Васильева тут же защелкала «Айфоном». Саша же просто стояла, впитывая фантасмагорию глазами, не пытаясь ее осознавать. Солнце припекало, и это псевдобарокко внизу однажды должно было потускнеть и опасть, как опадают по осени листья, сколько бы ни пыжились, – так показалось ей. «Хотя есть же маньчжурский дуб, он листву не сбрасывает, – возразила она сама себе. И тут же оправдалась: – Дуб, он естественный, а тут все какое-то… ненастоящее».
– Братец Ши не с тобой? – спросил Антон у Кислицкой, прервав ее спор с самой собой.
И Саша, и Лиза удивленно на него глянули.