И все мои девять хвостов И все мои девять хвостов

22
18
20
22
24
26
28
30

Вот так бы и врезал Ши когтистой звериной лапой по облезлой морде родственничка, но подумал, что тот прав: и трусил, и родственные связи нужны всегда. Так что склонился он перед старшим чахлым братом и сказал беззвучным лисьим голосом, почтительно, как мог: «Прими мои извинения». «Исполни клятву, больше ничего не нужно», – так же ответил Лао. И тут же Ши осознал, что и как делать, – это оказалось так просто! Он увидел себя на коньке черепичной крыши. Лунный свет отражается от фаянсовой глазури, и четыре глиняных зверя на загнутых краях водостоков греют спины в белом сиянии ночного светила. Ши опускает сердце на самый край конька и легко подталкивает носом к скату. Бурый кусок плоти скользит вниз, катится, пачкаясь пылью и мусором, скопившимся в бороздах меж черепиц, и вот-вот сорвется, шлепнувшись на камни двора. И что дальше происходит, Ши не понимает: на внутреннее зрение нападает чернота, а потом болят веки, и на месте черного комка мяса ничего нет. Зато над крышей парит жемчужина размером с апельсин, сияя цветом осенней луны.

«Пошел прочь! Беги, дурак! – взрывается жемчужина в его голове криком Лао. – Беги и спрячься!» – И резкая боль пронзает хвост. Это Лао укусил братца Ши для придания скорости.

Обалделый, обиженный, с горящим от боли хвостом, Алекс пулей вылетел из укрытия, промчался как ошпаренный сквозь цветущий шиповник, оставляя клочки шерсти на нем, обламывая молодые побеги. Но, уткнувшись носом в изгородь из сетки рабицы, лис остановился. Как так? Только что просил спасти бессмертие, а тут гонит, как дурачка? Нет, тут что-то не то. И молодой рыжий лис, любопытный, как все лисы, но осторожный, как все оборотни, припадая к земле через каждые три шага, двинулся назад, в убежище.

«Не сердитесь, господин! Младший братец ушел на охоту! Ай, нет, не надо! Ай!» – услышал он. Лао говорил вслух, лебезил. Было слышно его, с хриплым посвистом, дыхание, шепелявость – «каша во рту». И визг, и стон, а потом все стихло. И ясные, легкие и очень знакомые уверенные шаги человека, настоящие шаги услышал Алекс. И это не были шаги братьев Фан.

В убежище лежал Лао с раскроенным черепом. Но сердце его было на месте.

Ши вдруг понял, что такое ненависть.

Глава 5

Три дня перевернули мир Алекса Ши. Он не помнил, что чем-то болел, кроме похмелья после волшебства. Но разве может оно сравниться с болью, отдающей сейчас в разбитых усталых лапах, исцарапанных боках, обожженной магическим огнем внутренней коже? Похмелье снимается отваром, и всегда есть кому приготовить отвар. Так Алекс Ши жил раньше.

Вам говорили, что душевные муки страшнее физических? Всем так говорят. Герои превозмогают любые испытания?! Ага, потому так мало героев остается живыми героями. И вообще героев – мало. Прежний Ши сейчас катался бы в истерике и плакал, требуя докторов и отвар от боли. И мазь от ран, и чистую одежду.

Но он сидел в кустах, молодой грязный лис с подпаленными ушами, трясущийся от гнева и, может быть, страха. И некого было позвать, некого. Не слышно было даже стонов и плача сородичей, которые вынимали душу, когда он сидел в яме.

Яма. В яме он продержался всего сутки, кажется.

Прежний Ши никогда не испытывал сильного голода, кроме тех дней в смрадном заключении каменного мешка. Тогда он вонзил свои человеческие зубы в сырую куриную печень и стал лисом. Вывернулся по чужой воле и застрял.

В прежней жизни он любил поковыряться в еде, выбирая кусочки повкуснее. Сейчас любая мышь кажется лакомым кусочком, а от ягод шиповника даже ничего не чешется в деснах. Сейчас Ши ковырялся бы в помойках и не думал, как раньше, что это удел нищих деревенских сумасшедших и калек.

Прежний студент с лисьей кровью был брезглив донельзя, переодевался по три раза в день, просто выкидывая одежду, если видел на футболке пятно от соуса. Сейчас лисий сын Ши, приняв эту часть себя после лисьего поцелуя Вэня, отдал бы половину своего паленого хвоста за любые штаны и футболку. Но на свалке, где он находился, не было даже ненавистных красных комбинезонов или серых роб работников проклятого места.

Прежний Ши уже впал бы в отчаяние и выстукивал бы в «Айфоне» слезные письма отцу или маме. И кто-нибудь из них сжалился бы и пришел выручать. А сейчас даже открывшийся лисий молчаливый голос не помог бы, да и «Айфона» не было. У него, у нынешнего Алекса, – лапки.

Будда с его просветлением, Конфуций с его любовью к порядку, дзен, нирвана, путь меча и героев, великая история и цитаты съездов КПК – как все они могут помочь простому китайскому парню из лис-оборотней, не собиравшемуся ни работать по формуле 9-9-6[68], ни протестовать против нее, но оказавшемуся в забытом небесами лагере смерти для зверей?!

Прежний Ши не привык даже думать о таких серьезных материях. Но сейчас он трясся над трупом наставлявшего его нового родича, которому кто-то знакомый сломал хребет и раскроил череп, но оставил сердце.

И новый Ши хотел бы бежать, но столь же сильно он хотел в полнолуние забраться на острый скат черепичной крыши и отправить сердца погибших лис к принцессе луны. И вот это новое чувство, совсем незнакомое раньше, никак не связанное с прямой пользой для себя любимого, привязало лапы к земле. И Алекс ткнулся носом в труп Лао, туда, где предполагал найти жемчужину.

Тельце лопнуло, как перезрелая тыква, в которую ткнули ножом. Жемчужина была на месте. Свет ее обнимал морду Ши. И он уже открыл пасть, чтобы взять ее.

Противно оказалось держать во рту кусок сырого мяса, который еще и пульсирует…