Если у Бертрама еще оставались какие-то сомнения, они испарились меньше чем через час после открытия выставки «Богемной десятки». Снова его картина привлекала восхищенные взгляды, и он сам оказался в центре группы друзей и знакомых художников, которые от всей души поздравляли его. А потом суровые критики, чьи имена и мнения столько значили в его мире, высказались в ежедневных и еженедельных газетах, и Бертрам понял, что победил. Когда он прочел, что «работа Хеншоу демонстрирует незаурядную силу, скрытую мощь, которой не было в его прежних картинах, хоть они и были хороши», он мрачно улыбнулся и сказал Билли:
– Видимо, эту битву я все-таки выиграл левой рукой, а, милая?
И наконец последняя капля переполнила чашу радости Бертрама. Всего через месяц после выставки врач сказал ему десяток слов. В тот день Бертрам почти летел домой. Он даже не вспомнил о транспорте. Он думал, что немедленно расскажет жене хорошие новости, но, увидев ее, вдруг потерял дар речи и смог только обнять ее левой рукой и спрятать лицо у нее на груди.
– Бертрам, милый, что такое? – прошептала испуганная Билли. – Что-то случилось?
– Нет. Нет. Да. Все случилось! То есть случится! Билли, старик сказал, что я снова смогу владеть рукой. Подумай только! Правой рукой, которой я так долго был лишен!
– Бертрам! – только и сказала Билли и расплакалась.
Потом, снова сумев заговорить, она прошептала:
– Сколько бы картин ты ни написал, Бертрам, я сильнее всего буду гордиться той, которую ты написал левой рукой.
– За это я должен благодарить тебя.
– А вот и нет, – заспорила Билли, вытирая слезы, – но… – Она помолчала, а потом весело сказала: – Зато теперь никто, даже Кейт, не сможет сказать, что я стала помехой на пути твоей карьеры!
– Помехой?! – фыркнул Бертрам. Голос его не оставлял места для сомнений, а последовавший за тем поцелуй уничтожил последние.
Билли молчала еще целую минуту, а потом вздохнула с тоской, наполовину наигранной, наполовину искренней.
– Бертрам, мне кажется, что жить в браке – это как часы, особенно поначалу.
– Часы, милая?
– Да. Я сегодня была у тети Ханны. Она заводила свои часы, которые спешат на полчаса, и я видела все эти колесики, большие и маленькие, которые нужны для их работы, все эти шестеренки и зубцы, которые должны точно цепляться за другие зубцы. Разве это не похоже на брак? В жизни столько всяких маленьких зубцов, которые должны подходить друг к другу, чтобы все шло плавно. И их регулярно нужно чистить и подводить, особенно сначала.
– Билли, о чем ты?
– Но это правда, Бертрам. Я знаю, что мои зубцы сначала постоянно сбивались, – засмеялась Билли, – и спешили на полчаса, как часы тети Ханны. Может быть, это повторится. Но, Бертрам, – тут ее голос дрогнул, – если ты посмотришь мне в глаза, то увидишь, что показываю правильное время. Я уверена, что всегда буду показывать правильное время, даже если уйду вперед на полчаса!
– Как будто я в этом сомневался, – тихо и нежно сказал Бертрам. – Между прочим, некоторые мои шестеренки тоже нужно подвести.
Примечания
1