Больница Экс-ан-Прованса значительно отличалась от Пятой самарской инфекционной, где Женя однажды навещала дядю Костю, слёгшего с острой фолликулярной ангиной. Не было той давящей тоскливой атмосферы, порождаемой то ли меланхолическим голубым оттенком крашеных стен, то ли не менее унылыми выражениями лиц медперсонала. Здесь высокие окна радовали уже привычной расстекловкой «в клеточку», вдоль всего коридора висели позитивные воздушные пейзажи, а на подоконниках цвели многочисленные орхидеи.
За пределами палаты оказалось довольно оживлённо: сотрудники отличались от пациентов не только серо-синей униформой, но и торопливой походкой, из-за чего казалось, что врачи постоянно куда-то опаздывают. Больные же, напротив, медленно прогуливались вдоль стены или замирали у окон, любуясь цветами и ведя неспешные беседы друг с другом.
Женя отыскала глазами широкую спину Фабриса в конце коридора и поспешила к нему.
– Мсье де…
Смутное воспоминание всколыхнулось в сознании. Женя будто наяву вновь ощутила, как её, обмякшую и безвольную, он поднимает на руки и куда-то несёт. Вокруг всё затянуто дымом и едким, удушливым запахом. С громким хлопком взрывается очередная банка…
Женя замедлилась и наконец остановилась, не дойдя несколько шагов до коллег.
– Эдуар? – позвала она неуверенно, забыв, что планировала поговорить с начальником о сатанистах. Моник стояла напротив мсье Роше, лицом к Жене, и, конечно, сразу заметила её приближение. На её лице отразилась тревога, но она быстро совладала с собой, попутно стрельнув взглядом в Эдуара, словно проверяя его реакцию, а затем вновь посмотрела на Женю и выдавила неуверенную улыбку:
– Эжени, тебе уже лучше?
– Да, – кивнула она, снова упёршись взглядом между лопаток Эдуара, так и не повернувшегося к ней.
Теперь она остро ощущала исходившее от него недовольство. Спина словно окаменела. В воздухе разлилось напряжение.
– Может, стоит вернуться в палату? – предложил ей мсье де Гиз.
– К тебе скоро зайдёт доктор для осмотра. Эжени, не стоит заставлять врачей бегать за тобой по всей больнице, – поддержала Фабриса Моник. И с нажимом добавила: – Иди в палату.
Не успела Женя что-либо ответить, как Эдуар в два шага достиг ближайшей двери и скрылся за ней, плотно затворив. Не хлопнул об косяк, а закрыл аккуратно и бесшумно. Но Женя каким-то образом почувствовала его кипящую злость.
Зябко обхватив себя руками, Женя побрела в палату, не не успела войти, как её окликнули:
– Мадам Эжени Арно? – голос был жёсткий, твёрдый. Да и вопрос был задан так, словно вопрошающий был уверен, что перед ним та, что ему нужна.
– Это я, – вяло кивнула она мужчине невысокого роста.