– Тереза, – тихо произнес Филипп, заставив меня поднять голову, – прости, что опоздал…
Я посмотрела в холодные глаза. В лицо вдруг ударила кровь. Что, помогите мне святые заступники не упасть лицом в ягодный джем, добавили в невинный ромашковый чай? Сердце, зараза, так и бухало!
– Но ты уже здесь, – прошелестела я, словно со стороны слыша в собственном голосе низкие, чувственные интонации.
Он уже успел избавиться от верхней одежды. Подозреваю, пальто пристроил на вешалку помощник хозяйки, не позволив высокородному господину напрягаться.
– Я обещал, – ответил он и, разорвав зрительный контакт, обратился к моим соседкам, ко всем одним махом: – Добрый вечер, леди.
Наваждение исчезло. Я вернулась в теплый зал чайной, где знакомые по пансиону, которых язык не поворачивался называть подругами, синхронно кивнули на приветствие, словно попав под гипноз рыночного афериста.
– Арнольд. – Жених Киры встал со стула и, подавшись вперед всем телом, протянул руку.
Филипп вел себя безукоризненно: он представился, небрежно опустив фамилию, и ответил на рукопожатие. Казалось, что, как в детской сказке, горные духи Сумрачного пика своровали надменного мага в шестом поколении, а вместо него отдали очаровательного двойника, слепленного изо льда. И сейчас эта лучшая версия Филиппа Торна, источавшего дружелюбие, растает от тепла.
Перед ним поставили высокую кружку с кофе, куда влезло не меньше полпинты ароматного напитка, хотя в меню, написанном аккуратными литерами на грифельной доске, кофе вообще не значился. Но стоило моему мужу появиться в пространстве, как мир словно начинал вращаться вокруг него. Завораживающее, признаться, зрелище!
Всем девушкам принесли тарелки с наборами маленьких разноцветных пирожных, мне поменяли чайник с ромашкой, и наконец бурление пространства прекратилось. Только в кружке у мужа ложка сама собой размешивала кусок колотого тростникового сахара. Его любовь к подслащенному кофе – это несоответствие главному герою любовного романа из библиотеки Лидии – вызывало во мне уважение. Сразу видно, что мужик плевать хотел на книжные каноны.
– Филипп, мы вас представляли совсем другим, – вдруг брякнула Марта.
– Неужели?
Муж посмотрел на нее с вежливым интересом, как четыре дня назад смотрел на меня, а еще на оленьи рога над нашим камином. Очень его, помнится, заинтересовали эти рога. Или же праздничный фонарик, свисавший с рога на серебристой нити. Мы каждый раз думали его снять, но вдруг приближалась ночь смены годов, и фонарик оказывался к месту… Он висел и пылился лет семь, не меньше.
– Марта, ты что несешь? – шикнула Вирена.
– Правду, – тихо огрызнулась она.
– Просто ты сказала, что он похож на полосатые чулки! – добавила Руфь, вступаясь за лучшую подругу.
Вирена пошла красными пятнами.
– Что плохого в полосатых чулках? – с искренним интересом уточнил Филипп. Наверняка вспомнил шерстяные чулки, которые я распихала по карманам платья в первую брачную ночь.
– Они ведь нелепые, – подсказала Марта.
– Неужели? – Он улыбнулся. – Сам не ношу, но Терезе нравятся.