– А что вы планируете делать с участком земли возле завода? Простите, но я услышал, как джентльмены возле вашего кабинета обсуждали расширение производства.
Мистер Дэйвенпорт разгладил рубашку на груди.
Лицо Хелен просияло.
– Папа, ты что, откроешь мастерскую?
– Нет…
Джон поставил локти на стол по обе стороны от тарелки, несмотря на возмущенный взгляд матери.
– А почему нет? Это было бы идеальное место для ремонта автомобилей. Куда лучше, чем здесь, при особняке.
– Наша компания производит экипажи, – сказал отец.
Хелен с размаху положила нож и вилку на стол.
– Автомобили – это тоже экипажи, только без лошадей.
Мистер Дэйвенпорт строго посмотрел на младшую дочь. Оливия заметила, как задвигался упрямый подбородок сестры: Хелен пыталась удержаться то ли от того, чтобы надуть губы, то ли от того, чтобы ляпнуть что-то в ответ. Отец вздохнул:
– Именно поэтому мы и не обсуждаем работу за ужином.
Хелен, вскинув брови, посмотрела на Джона, потом вздохнула. Оливия ощутила тяжесть в груди. «Хелен ведь знает об этом», – подумала она.
Джон повернулся к мистеру Лоренсу, сидевшему напротив него:
– Пони или ринг?
Он откинулся на спинку стула, но плечи его остались напряжены.
– Прошу прощения?
– Вы делаете ставки на скачках или больше любите смотреть на хороший бокс?
– Я не делаю ставки, но ценю мастерство спортсменов в обоих видах спорта.
Они с Джоном долго обсуждали бокс, бейсбол и крикет, хотя Оливия не помнила, чтобы Джон хоть раз брал в руки биту. Их детство было наполнено уроками игры на фортепиано и верховой езды. Ими занимались частные учителя, и бо́льшую часть времени дети Дэйвенпортов проводили в особняке. Девушка снова вспомнила слова Вашингтона ДеУайта. Ее всю жизнь оберегали. Родители сидели с двух сторон от нее за накрытым столом. Боль, которую старшие Дэйвенпорты перенесли в детстве, была скрыта блеском шелка и серебра.