Восхождение богов

22
18
20
22
24
26
28
30

Он сознательно не смотрел в глаза короля, справедливо опасаясь его гнева в ответ на собственную злость. Сейчас он как никогда был далек от Винелии, и подозревал, что на этом путешествие запросто завершится.

– Не совсем так, – мотнул головой Ник, прислушиваясь к собственным ощущениям. – Куда бы мы ни попали, здесь я все еще чувствую притяжение ариуса. Будем ориентироваться по нему и впредь.

Так началось их новое путешествие.

* * *

В этом месте не существовало времени. Не было искры жизни. Драконы будто провалились в великое ничто, и, шагая по бесплодным землям, не сразу догадались, что не испытывают жажды. Как и чувства голода или усталости. Они шли молча, заворачиваясь в кокон тишины, как в одеяло, ощущая лишь странную сонливость, за которой не прятался настоящий сон. Отупение – вот что нахлынуло исподволь через тысячи тысяч шагов.

Первым ему поддался Акрош. Он глядел себе под ноги, переставляя их скорее по инерции, чем с целью куда-то дойти. И вдруг засмотрелся, как минорно подсвечены его ботинки голубоватым светом, как интересно и в то же время успокаивающе скользит тень, все больше и больше удлиняясь, тускнея. Помотав головой, он очнулся, сообразив, что застыл на месте, а Ник даже не заметил этого, продолжая тупо идти вперед, ведомый неизвестным магнитом.

Акрош скоро нагнал его и принудил себя внимательно следить за собственным шагом, чтобы вновь не задремать, поддавшись царившему вокруг однообразию. Однако, когда Ник замер, наклонив голову набок, мужчина проморгал это событие, и сам остановился, только когда свет стал едва освещать путь. Это было как ушат воды за шиворот, его пробрал ледяной холод, и маршал опрометью бросился назад, чтобы растормошить Никлоса:

– Не спи, морвиус тебя побери! Это место усыпляет нас! Словно забирает жизнь, превращая в пустоту! – закричал он при виде тупого выражения королевского лица. Осмысленность вернулась не сразу.

– Значит, вот что это такое. Ни еды, ни воды, ни воздуха, ни света. Бесконечная тьма, от края до края. С каждым разом будет все сложнее и сложнее выплывать из беспамятства, пока окончательно не сдадимся и не превратимся в песок, – невыразительно и как-то устало ответил Ник. – Блаженное ничто.

Акрош взъярился и отвесил поистине королевскую пощечину, звонко пройдясь по шрамам на лице Никлоса, отчего тот взвизгнул от боли и оттолкнул маршала, прижимая руку к щеке.

– Кажется, боль вернула тебе ясность ума, – язвительно проговорил Акрош.

Только сейчас Ник заметил уродливые язвы на шее мужчины, сквозь которые сочилась сукровица. В голубоватом свечении это выглядело поистине скверно, и ему показалось, что здесь, в этом нигде, Акрош может чувствовать и даже говорить. Но если они вернутся назад… король отогнал непрошеные мысли. Пока боль проясняла ум маршала, но что будет дальше?

– Мы полетим. Крылья будут держать нас в тонусе, так быстрее преодолеем эту пустыню.

Светлая мысль показалась настолько простой и предсказуемой, что оба почувствовали себя нехорошо. Словно она должна была сразу прийти им в головы, а не спустя часы, когда они чуть не потеряли друг друга.

Превращение далось нелегко. Утратилась та искра, что, как фитиль, разгоралась внутри каждого дракона, прежде чем вылезти наружу чешуей и когтями. Даже не с первого раза удалось отрастить крылья, обзавестись клыками и дыхнуть огнем, прогоняя пустоту. Поднявшись в воздух, они оба почувствовали странность. Здесь не было восходящих потоков, не было движения. А значит, невозможен был и полноценный полет. Их буквально прижимало к земле, и они рухнули, не пролетев и нескольких метров.

Приняв человеческую форму, оба не смотрели друг на друга и продолжили путь, каждый про себя считая шаги, стараясь как можно дольше сохранять концентрацию.

Спустя тысяч десять абсолютно одинаковых переставлений ног Никлос ощутил перемену в воздухе. Нечто неуловимое пронеслось над ними, однако голубой свет не поймал ни движения, ни даже крошечного кусочка невидимого существа.

– Заметил что-то? – будто обращаясь к самому себе, спросил Акрош, прикрывая глаза.

Яркий свет из груди спутника начал его раздражать. Маршалу хотелось покоя, хотелось забыться так же, как унялась боль в шее, растворившись в блаженной пустоте. Он чувствовал, что в рот набилась пыль, но не было дискомфорта, он просто констатировал факт, что пыль теперь была внутри него. В глазах, в ушах, в носу и во рту. Повсюду, словно он сам – пыль… словно, кроме нее, нет ничего…

– Что? – переспросил он, сообразив, что Ник произносит много слов, которые своим звучанием еще больше раздражают.

– Я говорю, мы здесь не одни, – воскликнул король, замечая, как посерел его друг.