Восхождение богов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты хочешь, чтобы я отказала или согласилась? Хочешь это воспоминание или хочешь увидеть, как Тим умрет?

– Меня устроят оба варианта. А тебе какой ближе?

Мне потребовалось время, чтобы обдумать ее слова, прежде чем ответить.

– Жизнь его сестры не важна. Это было ее решение. Ее выбор. Не его. Он может оставаться здесь и, когда вырастет, получит лучшее будущее. Смерть же – конечна, – я сглотнула, спотыкаясь о холод ее застывшего лица. – Отдав воспоминание… я его забуду?

Девушка утвердительно кивнула и как бы перетекла ко мне, вновь опускаясь вниз и прикладывая руки к моим вискам.

– Постарайся вспомнить как можно больше деталей. Остальное придет следом.

Я сижу на дереве и боюсь смотреть вниз, слушая его голос. На моих глазах – соль от пролитых слез, сердце уходит в пятки, но почему-то его слова успокаивают, и я слезаю, увлекаясь и раскрываясь, как птичка. В полутьме не видно глаз, но я знаю, что они самые добрые во всем мире. Что он теплый и большой, что он хороший. Предчувствие бо́льшего толкнуло меня поцеловать…

Я ахнула, задыхаясь от нахлынувших эмоций. Перед глазами серый туман, а в памяти – прогал. Чем больше думаю, тем четче вырисовывается бальный зал и Артан, напугавший своим видом. Он напугал меня, потому что мы встречались раньше. Но теперь не помню встречи. Просто не помню. Не помню даже, почему он вызвал такие странные эмоции. Почему я боялась?

Только покопавшись в памяти, отыскала, как мы говорили о той ночи в парке. О разговоре в лесу, о том, как я ловко взобралась на уступ своей комнаты. Но эмоции исчезли. Растворились в голове вечной.

Туула, закатив глаза, будто пробовала деликатес. Облизывала губы, прикладывая руку к щеке и мечтательно глядя вверх, говорила:

– Такая нежность, свежесть… это было восхитительно! Жаль, ты больше не помнишь. Хорошее воспоминание. Невинное…

По мановению руки мальчик вернулся обратно в кровать, и одеяло накрыло Тима, заботливо подоткнувшись у тонкой шейки. Ребенок глубоко вздохнул и погрузился в сон.

– Ладно, давай посмотрим, что еще вкусного в тебе есть?

И мы продолжили. За каждого Рори, Павла, Надин, Сенку и остальных я расплачивалась воспоминаниями об Артане. Во мне оставались только слова, а память уходила в туман, окрашенный золотистыми красками. Я забыла, как мы впервые поцеловались, забыла прогулку по набережной, рассталась с днем свадьбы, нашим первым разом и возвращением в Сатуральские долины. Туула безжалостно забирала все, что имело значение, проницательно угадывая самые важные моменты нашей любви. Я могла только радоваться, что таких моментов было больше восемнадцати. Но самые ценные теперь были утрачены навсегда.

Вечная разжирела на них и вела себя, как обожравшийся сметаной кот. Она ласкала свою голову, прикладывая руки к потяжелевшей груди и низу живота. Девушка потягивалась, разгоняя сладкую истому, и загадочно улыбалась, подтрунивая над моей болью в попытках отыскать хотя бы крупицу потерянного. Она потешалась, рассказывая детали, которые больше не несли в себе эмоций. Сухие факты. И я подспудно понимала, что Туула могла и соврать, приукрасить, изменить картинку, просто чтобы поиздеваться надо мной, упиваясь властью.

– Почему он? Почему не Никлос?! – не выдержала я, когда подошли к концу. Оставалось последнее воспоминание и девочка, ради которой я залезла в заброшенный дом в поисках куклы. – Разве вы не хотите разорвать нашу связь, чтобы Ктуулу было легче получить его?!

– Так ты подтверждаешь, что связь есть? – рассмеялась вечная, выводя ребенка на середину комнаты. – Разве драконы полигамны? Я думала, ты любишь только Артана.

– Не извращай мои слова. Ты поняла, что я имею в виду, – ответила я с раздражением, отмечая, как именно Туула отреагировала на мой вопрос. Стало ясно, что она не просто так взялась за Артана. Это была игра с двойным, а то и с тройным дном.

– Я хотела почувствовать твою невинную любовь, Селеста. Первая любовь – самая сладкая. Настоящее пиршество. Между тобой и Никлосом никогда такого не было. Вас окутывают иные чувства. С такими я уже сталкивалась, и мне они не интересны, – она всплеснула руками, обращаясь к девочке. – О, вот бедняжка! Одна из тех, кто покинут этим миром. У нее не осталось ни друзей, ни родных. Одна-одинешенька. Если ее не станет – ничто не будет потревожено. Белый листочек. Таким можно и пожертвовать ради особенно ценного воспоминания.

– Какого? Все самое стоящее ты уже забрала, – горько дались мне эти слова.