Восхождение богов

22
18
20
22
24
26
28
30

Я сразу поняла, что это сон. Хотя от Туулы можно было ожидать и более жестокой игры.

В тот вечер, вернувшись к себе, я долго сидела на балконе под проливным дождем, пока не промокла насквозь и не ослепла от ярости майской грозы, в стройные ряды которой затесались острые градины, резавшие лицо ледяными бритвами.

Я наказывала себя.

Обстоятельства вновь оказались превыше меня. Опоздала с бегством и опять утратила нечто ценное. Сколько еще буду находиться в заложниках собственной жизни? Сколько раз буду болтаться в подвешенном состоянии, пытаясь найти выход из безвыходной ситуации, совсем как из этого лабиринта?

Это шутка подсознания? Иллюстрация моих поражений?

Почему раз за разом не выходит дать настоящий отпор? Почему я – как безвольная овечка, с которой срезают белоснежную шерсть и хотят отправить на бойню? Может, дело во мне? Может, внутри есть изъян трусости? Нечто, позволяющее другим думать, что со мной можно так обращаться?

Я никогда не действую на опережение. Пасую перед обстоятельствами, жду, когда другие сделают шаг, и надеюсь, что его не будет. Моя вера в лучшее привела туда, где нахожусь сейчас. Пассивность превратилась в слабость, а невинность – в оружие против меня. Будь я жестче, никогда не пришлось бы оправдываться перед самой собой за то, что проиграла.

Когда поражение неминуемо, возрастает ценность действий, совершенных перед ним.

Сейчас не могу сказать, что сопротивлялась изо всех сил. Что сражалась за свою жизнь и была побеждена. Я не выкладывалась как борец, не защищала себя, когда был шанс. Теперь будущее кажется призрачным. В глазах сестры Ктуула я видела интерес, опасные грани, которые она хочет развить. Я подозреваю, что ее забавы на этом не закончатся, и в следующие дни она возьмется за меня по-настоящему.

* * *

Тишину этого места нарушил далекий скрежет, потом тихое лязганье, потом царапанье и глухие удары. Звуки нарастали, как колокольный звон, пока ближайшие зеркала не пошли трещинами, а потом не взорвались тысячью сверкающих осколков, разлетаясь во все стороны и являя передо мной человека абсурдного. Того, кто не должен был попасть в этот сон, если он, конечно, мой.

Я считала зеркальный лабиринт своей песней покаяния, отчаяния, местом определения своего я. Но на самом деле он предназначался нам двоим, и вышедший из осколков Никлос был не менее удивлен при виде меня, чем я – при виде него.

– Неожиданно, – воскликнул он, сбрасывая с истерзанной одежды битое стекло. – Когда меня заточили сюда, я выкрикивал твое имя, звал тебя и не думал, что ты также здесь. Почему? Это из-за ариуса? Из-за того, в ком он сейчас?

Мужчина обвил мои ладони с такой физической плотностью, будто это и не сон вовсе, а реальность, пролитая в мое сновидение. Или же я сама шагнула за грань и оказалась рядом с ним в этой зеркальной клетке? Тихий звон оповещал о сращивании границ, об установлении новых, более сверкающих высот, в которых отражались наши совершенно белые лица на фоне темных, будто погребальные, одежд. И тем не менее, я совершенно отчетливо видела его лицо, видела его невероятную нежность, какой-то затаенный трепет, которого прежде не замечала. Будто пелена держалась на моих глазах и, наконец, спала, позволив разглядеть Ника непредвзято.

Я пошатнулась от своих мыслей, и, как преступник, торопливо отступила назад, прижимаясь к восстановленной зеркальной стене.

– Боюсь, моя клетка шире и страшнее зеркал, – осторожно говорю я, продолжая рассматривать его, стараясь мыслить трезво. – Мы вновь соединили наши сны. Почему это вообще возможно, ведь я утратила ариус?

Он крадучись подходит ко мне, как если бы я была пугливой ланью, которая вот-вот сорвется с места и скроется в зеркальной дымке. Его обращение ко мне – трепетно и пугающе ласково.

– А может, наша связь появилась не из-за этих сил? Может, она основана на более глубоком чувстве? – мой укоризненный взгляд остановил мужчину, и он кивнул, соглашаясь, как неуклюже прозвучали слова, полные надежды. – Да, ты права, я сам себя загоняю в ловушку… Но что ты имела в виду, говоря о клетке? Если это сон, значит, тебя здесь нет. Ты с Артаном? И с эльфами? Они обижают тебя? Только скажи – и я разрушу все зеркала мира и вытащу тебя…

– Я во дворце, Ник. Томар Бай оказался предателем. Он убил бога Шэ и переместил меня прямо к Ктуулу. Вот уже месяц я нахожусь в гостеприимных ручках богини Туулы, пока вечный пытается спасти тебя из какого-то опасного места. Видимо, что-то пошло не так, раз ты угодил к эльфам, а он до сих пор не вернулся.

От меня не укрылось, как Никлос вздрогнул из-за имени Туулы. Значит, ее воспоминание правдиво. Не знаю, что именно привело его в ее объятия, но он явно был ей не рад. Считает ли он себя своим среди богов? Как глубоко Ктуул проник в его голову? Старый бог коварен. Не удивлюсь, если все это окажется его очередной подлой игрой.

– Кажется, я вернулся из мира мертвых всего пару часов назад, – задумчиво протянул Ник. – Проклятие, он знал. Не просто знал, он действовал! Но как? Целый месяц… – бессвязно бормотал мужчина, досадливо хмурясь и отворачиваясь к зеркалам. – Я шел к тебе, чтобы предупредить о Томаре, и, как дурак, крутился в петле, не замечая, как сжимается удавка. Ктуул знал, что мне от него не убежать. Я порвал один поводок, а он накинул следующий. Если ты у него, значит, и амулет…