Восхождение богов

Но иного способа я так и не придумала, а время на исходе. Я как будто знала, что не будет просто. И предчувствовала, забираясь в детскую комнату, что найду ребенка без охраны. Что Алиста будет спать, успокоенная волшебным зельем Фелии.

Осторожно касаясь материнского лица, провожу линию вдоль скул, смахивая тонкие морщины у краев губ. Целуя в переносицу, прощаюсь с ней, зная, что чем бы это ни закончилось, она никогда не сможет меня простить.

И поворачиваюсь к ребенку. К моему маленькому братику, сладко спящему в висящей в воздухе люльке. Над ним летают крошечные, неразумные эльфийки, видом напоминающие разноцветных колибри. Я слышу их тихое пение, убаюкивающее младенца, отчего он так сладко посапывает во сне. Они гневно разлетаются в стороны, когда осторожно, подоткнув одеялко, вытаскиваю Кирста наружу и прижимаю к обнаженной коже в слепой надежде, что этого хватит.

Не хватило. Он продолжает спать, как и сила ариуса в нем. Я вижу в этом тщедушном тельце черты матери и своего старшего брата Веста, решившего остаться под водой, среди русалок. Мне до сих пор неясно, почему брат бросил нас. Почему предпочел море суше? Впрочем, это уже не важно.

Ничего не важно, кроме силы, заключенной в этом малыше.

– Положи ребенка на место и отойди, Сэл, – я задумалась до такой степени, что не услышала, как в комнату зашел Арт.

Обернувшись, увидела его и перепуганного до смерти Лиама, держащего в руках бутылочку детского молочка. Они оба неотрывно смотрят на меня, и мой муж держит руку перед мужем Алисты, чтобы он не бросился вперед, как если бы я была диким зверем.

– Я не могу, – в горле образовался узел, и голос напомнил писк, от которого малыш заворочался. Он такой тяжелый, я даже не знала, что дети могут быть настолько тяжелыми, что руки немеют. – Я должна это сделать, Арт. Должна. Побег только усугубит положение. Он обрушит преисподнюю на все, что мне дорого. И будь уверен – он найдет способ донести до меня цену моего… предательства. Я не смогу с этим жить.

– А с этим – сможешь? – Арт как будто все понимал, и до такой степени, что вцепился в край пиджака Лиама, когда тот попытался вырваться. – Не смей, Сэл. Не делай этого!

Будто почуяв неладное, заворочалась на кушетке мать. Она сонно приоткрыла глаза, оглядываясь, а потом подскочила, встрепенулась. Зрачки ее расширились, и она в ужасе уставилась на меня.

– Сэл? Что происходит?!

Я больше не могла ждать. Терпеть. Тянуть время. Не могла, хотя под кожей бродили ледяные иглы, разгоняя кровь и вызывая испарину. Я могу ошибиться. Я могу так жестоко ошибиться, что потом меня ждет одна дорога – на самое дно вулкана, прямо в кипящую лаву, чтобы она сожгла и память обо мне.

«В тебе что-то есть. Я вижу по глазам. Вижу, на что ты способна…» – в голову непрошено влез вкрадчивый голос Ктуула, и мне показалось, что я вижу нетерпение, вижу его одобрение, его негромкое подбадривание. Руки задрожали, и Артан, будто почуяв слабину, бросился всем телом вперед, чтобы сбить меня.

Он не успел. Одно движение удлиненного когтя, брызнула кровь, а потом я ударилась затылком об пол, продолжая удерживать тело малыша.

Полный звериной боли вопль ударил по барабанным перепонкам, и я на мгновение зажмурилась, ощущая на себе вес Артана, который вырвал ребенка из рук и грубо отшвырнул меня в сторону.

Что-то разбивается, я слышу другие голоса, кто-то вцепляется в мои волосы, вздергивая и бросая в стену. Вой все не умолкает. Он раздается вновь с другой стороны, в другой тональности, но с тем же безумным надрывом, отчего я начинаю непроизвольно смеяться.

Открыв глаза, вижу их всех, сгрудившихся над малышом, над тем, что от него осталось. И я не могу остановиться: смех прорывается сквозь прижатые ко рту руки, рвется наружу, пока Лиам не бьет кулаком по лицу.

И даже тогда я не умолкла, хотя от удара перед глазами расцвели звезды, и все потемнело. Он ударил снова. И снова. И медь во рту растворялась так быстро, что я не успевала сплюнуть кровь. Меня швыряло из стороны в сторону, пока я не почувствовала удары по почкам и животу.

– Я убью тебя, мразь! – раздавались вопли Лиама, и никто не спешил его остановить.

Я заслужила каждый удар, ведь во мне умирала надежда. Лед треснул, рассыпался, убирая этот невообразимый эгоизм. Эту вседозволенность, из-за которой посмела подумать, что…