Обмануть судьбу

22
18
20
22
24
26
28
30

– Заглушить хочу… А не выходит, окаянная…

– Что заглушить-то? Скажи, может, легче станет…

– Не станет… Тебе лучше не знать… Ты молодая еще. Хорошо о людях думаешь… Обо мне… Разочарую я тебя.

– Нет, Гриша, что бы я о тебе ни узнала, это любовь мою не уменьшит, не погасит… Не верю я, что ты мог плохое что совершить сам, по выбору своему. А если судьба заставила, это не твой грех, – убеждала жена.

– А ты мудра… Уж не знаю с чего…

– Рассказывай!

– Отрок тот меня напомнил. Напомнил, как меня избивал серб по приказу Абляза-аги…

Григорий

Туманной дымкой застилало Гришин дом, родителей, братьев-сестер.

Помнил он свои ощущения. Вот в руках сочная розовобокая груша. Сок стекает по подбородку. Старшая сестра Вера ругает и тут же хохочет, смешно закатывая глаза.

Помнил шершавые руки отца, когда тот спускал его с телеги.

Помнил, как нравилось ему смотреть в голубое небо, на яркое солнце. Он спорил и всегда выигрывал, мог дольше всех не отводить глаза от южного светила.

Четко, как сменяющиеся картинки на лубке у скоморохов, он запомнил день, когда татары пришли в их деревню. Беш-беш – так называли они грабительские набеги на московитов.

Не звенели колокола на церкви, не кричал никто истошно «Татары идут!». Не успели.

Бешеным вихрем пронеслись всадники в островерхих шапках по деревеньке, снося головы мужикам. Кто-то из обитателей деревни успел схватить топоры, вилы, лопаты… Да без толку. Изверги рубили направо и налево, поджигали бедные домишки. И гортанные громкие крики вспарывали деревенскую улицу.

Татар не интересовал тот жалкий скарб, что можно было найти в избах. Им нужны были люди. Товар. Будущие рабы.

Жалкой кучкой сгрудились деревенские на пятачке, окруженные пылающими развалинами того, чтобы недавно было их домами, их жизнью.

Жизнь закончилась. Началась неволя.

Крепких мужиков, молодых баб и детей лет с семи крымчаки связали веревкой и погнали. Остальных – зарубили на месте. Иссушенная земля впитывала жизненные соки тех, кто недавно ходил, работал, смеялся. Дети недоуменно косились на кучу рук, ног, голов, окровавленных тел, не в силах принять свершившееся зло.

Гришке тогда не исполнилось и семи лет, он мог оказаться в кровавой куче, высившейся в конце улицы. Там оказались младшая сестра, друзья, соседские мальчишки.