– Двойня у нее! Надо Глафиру звать. Вон Ульянка уже в беспамятстве. Беги, Аксинья!
Глафира не сразу согласилась помочь:
– Что сразу не позвали? Там видно было сразу, что двойня. Ульянка, разобиженная, кланяться не хотела. А зря!
– Баба Глаша, давай скорее. Худо ей!
Глафира сделала все, что могла. Второй ребенок не хотел тело матери покидать, измучив ее до предела. Ульяна то приходила в себя, успев прошептать: «Прогони знахарку», то вновь теряла сознание. Она уже не кричала, а стонала надрывным голосом.
– Ножками дитя идет, и слабое. Первый все соки материнские высосал, второму не остались. Надо вытягивать ребенка, а то мать помрет.
С ужасом наблюдали бабы за знахаркой, которая по локоть в крови возилась над роженицей. Второй ребенок и правда оказался маленькой, заморенной девчушкой. Она даже не подавала голоса, пока Глафира не перевернула ее верх ногами и не хлопнула хорошенько. Девчушка замяукала, жалостно и тихо.
– Не жилица, – безжалостно постановила она, вытерла руки и поковыляла к своей избе.
Анна долго оставалась с Ульяной, промокала лицо роженицы, поила ее отваром, приготовленным Аксиньей. Заяц ходил ни жив ни мертв, переживая за жену и детей.
– Тетя Нюра, как они? Обойдется? – заглядывал он в глаза бабе.
– Хорошо, соколик, обойдется, пожалеет Бог, – обнадеживала Анна и молилась на образа.
Аксинья так устала, будто сама рожала. На рассвете она вернулась домой, упала на лавку и проспала до позднего вечера. Муж тихо трапезничал, и Аксинья была ему благодарна, что не будит он ее, жалеет.
Сонная, сползла она с лавки в одной рубашке и оказалась у мужа на коленях. Усы щекотали ее шею, а руки Гриши уже оказались на груди.
– Кого там подруга твоя родила?
– Двойня у нее, мальчик с девочкой, – тихо ответила Аксинья.
Через пару дней Ульяна пришла себя. Сын задорно кричал и требовал молока, а дочка день ото дня слабела. Александровский священник при крещении нарек мальчика Антоном, девочку – Аглаей:
– Имя моих деда и бабки, – выбрал Георгий Заяц.
Горевать по таявшей Аглаше матери было некогда. Тошка не давал Ульяне ни минуты покоя. Проснувшись в любое время, он истошно орал, пока не оказывался на ее руках. Аксинья и Анна помогали молодой матери со стряпней и стиркой, баюкали Тошку, как родного.
– Какой черноглазый да темненький! И родился с волосами! – восхищалась Анна. – Красавец! – Она тосковала по внукам. Ни один из ее шестерых детей не дал ей счастья понянчить «малую кровинушку», и сын Ульяны заменил ей внуков.
Антошка тихо посапывал в своей зыбке, а мать пела дочке последнюю колыбельную. Прожила раба Божия Аглая две недели и тихо угасла на руках матери, ловящей ее последнее дыхание.
ebooksa