Ведьмины тропы

Но доброй Еремеевне рот бы не смог закрыть и сам черт. Ежели бы не она, Степан не совладал бы со всеми испытаниями, тяготами этого яростного лета. Сейчас он устроился за столом в холодных сенях, хлебал сытное варево, заправленное луком, и улыбался, слушая перебранку.

– Что ж за пакость в тебе живет? Онисим! – Старуха подцепила грязную рубаху и потянула на себя мальчонку.

– Не, – мотал тот головешкой, по всей видимости, споря со старухой. – Не пакость. Я хороший.

– Хороший? Обормот ты.

– Не бормот, – ощерил рот мальчишка.

Старуха шутя замахнулась на него. Онисим побежал, забавно перебирая кожаными башмаками, споткнулся, запутался в тряпицах, низверг на землю белые льняные утирки. Старуха вскрикнула, ругнула его безо всякой доброты, матерно, а мальчонка лишь обернулся и, не подумав собрать тряпицы, фыркнул и отбежал на расстояние достаточное, чтобы до него не дотянулась карающая рука.

– Совсем очумел, – жаловалась Еремеевна. – Третьего дня десять цыплят передавил, глаз теленку чуть не выбил. Что ж за горюшко?

Мальчонка только улыбался и глядел на них открыто, без всякого страха. Светлый вихор, добрые глаза, легкий нрав – всем походил он на своего отца в младые годы, и Степан невольно вздохнул. При живой матери остался Онисим сиротой, ему ли не знать, каково это…

– Иди сюда, – хлопнул он по коленке. – Онисим, иди-ка.

Сын Голубы поднял с земли какую-то ветку, чихнул и подбежал к Хозяину. Степан не удержался, пригладил его вихор, да тот его не послушался, упруго взметнулся вверх.

– Хорошо тебе живется? – спросил Степан, дожевав добрый ломоть черного хлеба. – Не обижают?

– А что ж плохого, Степан Максимович, – не сдержалась Еремеевна. – Говорю же, пакостит каждый божий день.

– Помолчи, – мягко сказал Степан, и старуха обиженно умолкла. – Лучше бы пожалела сироту, а не кричала, от того мало толку.

– Говори, Онисим, – повторил Степан. Не жалко времени на сына Голубы. Ежели что с ним случится, не простит себе.

Онисим принялся ломать ветку, кромсать ее на куски, точно в том был его ответ.

– Родителев нет, – сказал он тихонько.

Тут бы мальчонке реветь да жаловаться Хозяину. Однако тот держался, сопел, моргал белесыми ресницами и все ломал ветку, вновь и вновь. Степана кольнуло: ему бы такого сына. А Бог отказал в милости.

Степан вновь потрепал его по голове, сказал, что любил отца как брата, потому Онисим под его защитой. Мальчонка тут же убежал, и старые башмаки хлябали на его ногах. А Степан подумал, ежели бы Аксинья хозяйничала, сын Голубы был бы куда счастливее.

Он велел Еремеевне лучше приглядывать за Онисимом, днем отправлять его к казакам, а вечером возвращать бабам.

– Наберется разума – в отца будет, – сказал с надеждой и встал из-за стола. Довольно возни.