Жених поймал кувшин, обхватил ладонью его пузатый, украшенный яркой росписью бок.
– Что ты, девица? Осторожней надо, – сказал он и поглядел на Нютку. А она – нет чтобы опустить глаза! – ответила тем же.
Светловолос, могуч, а не похож на батюшку. Глаза как небо в грозу, бровей не видно на румяном лице, нос кривой, словно кто-то перебил ему. Да только шрам на ее щеке разглядел и не ужаснулся. За то спасибо.
Глядела всего ничего, а о многом успела подумать.
– Сестрица моя, – объяснил Митрофан Нюткину вольность и крик «ой», за который служанку бы нещадно пороли.
Нютка бежала в стряпущую со злополучным кувшином. Коса, обвитая тесьмой, била по спине. Она знала, что вослед глядит сероглазый гость. И пело внутри: не всех пугает отметина на ее щеке.
Улита, обряженная в лучшие шелковые одежды, стояла перед трапезной. Она вцепилась в Нюткину руку: холодные пальцы, словно из ледника вылезла.
– Все у тебя, Улитушка, ладно будет, – повторяла Нютка.
И вспоминала, как сваты приезжали за ней. Скинутое покрывало, испуганные глаза жениха, Илюха с наглыми речами… Все это подернулось туманом, и та печаль казалась теперь Нютке глупой. К матушке бы сейчас прижаться, в синие отцовы глаза поглядеть, Феодорушку приголубить… Черт с ними, с глупыми женихами!
Улита подошла к столу и замерла. Испуганный птенец в красном шелке, а не величавая пава. Она так и стояла: ни поклониться, ни меда налить, ни улыбнуться под тонким покровом. Жених разговаривал с Митрофаном, словно здесь и не было девицы, предназначенной ему, а глухой сват спросил громко, так что услыхал весь дом:
– Болеет, что ль, девица?
По Нюткиным ушам ударил его обидный вопрос. Взять бы за длинные усы и дернуть со всей силы!
Тетка что-то забормотала негодующе, но слов ее не понять.
– Иль что?
– И-и-и…
Улита вдруг зашаталась, присела, скорчилась здесь же, возле стола, завыла тоненько, тоскливо. Какая с нее девка на выданье!
– И-и-и-и-и…
– Внученька, чего же ты? – испуганно повторяла тетка Василиса, пыталась поднять Улиту, а та, не замечая, что дорогой шелк раскинулся на дощатом полу, точно крылья подстеленной птицы, выла.
– Ить и правда больная, – повторил сват.
Нюта оттеснила тетку – та лишь пучила глаза и открывала по-жабьи рот, – схватила за плечи Улиту, прошептала в ухо: «Кружева пойдем плести». С облегчением поняла, что бедная невеста подчинилась: поднялась с пола, сгорбилась, пошла за ней.
ebooksa