Дети исправно стучали ложками. Они выхлебали горох и отправились спать. Домовой получил свою долю угощения и, кажется, сменил гнев на милость. Рыжая Анна мыла чашки-ложки и ждала, что в избу постучат, спросят, как она поживает, что стряслось да как жить дальше. Но никто так и не пришел, и Анна, вознося вечернюю благодарственную молитву, просила совета и одобрения.
Надобно ли ей оставаться вдовой Ефима Клещи иль стоит искать нового счастья?
– Говорила я, сколько я говорила… – Нютка повторяла глупые слова, точно могли они что-то изменить. – Уж две седмицы минуло, как матушка там… – Выговорить «в остроге» она и не пыталась. – Дом снизу до верху перетрясли. Гляди, зеркало мое разбили! – Она показывала осколки, что застряли в серебряном ободе, с таким видом, точно в этом главное горе-несчастье.
– Сестрица, хватит жаловаться да ныть. Дурными мыслями и словами ты беды притягиваешь.
Русоволосый, пышущий здоровьем и довольством братец брал из серебряной миски вишню, плевал косточки на стол и брал новую горсть. Ягоды, взращенные где-то в теплых землях, моченные в добром меду, сочные, крутобокие, он привез как гостинцы. Да сам их и съел.
– Пройдут темные тучи, выпустят твою матушку.
Нютка тряхнула головой так, что венец – простой, берестяной, расшитый стеклянными бусами, – слетел и, словно подстреленная птица, упал оземь. Пятнашка тут же подошла, обнюхала его, поддела лапкой, зацепила одну из бусин, та отлетела и радостно покатилась куда-то в угол.
– Ты еще, – досадливо протянула Нютка и вышвырнула кошку из горницы. Та лишь успела жалобно мяукнуть, не понимая, что случилось с хозяйкой.
Митя с усмешкой наблюдал за сестрицей. Косточки с ошметками багряной мякоти так и вываливались изо рта и падали на стол. Сам вид их до того взбесил Нютку, что она фыркнула: «Неряха», сгребла косточки в ладонь и кинула их в серебряную миску.
Однако ж братец не обиделся. Только и сказал:
– Все обойдется, Сусанна, с таким отцом и море по колено. Вызволит тетку да домой вернет. Хватит реветь! А слушай-ка! – Он хлопнул по ноге в красных портах и присвистнул.
Нютка сморщила нос.
– Давай в гости к нам, в Устюг. От мыслей дурных отвлечешься.
– По гостям ездить, когда матушка там?! Ты сдурел?
Митя много старше сестрицы, и жена есть, и дитя завел, а ума не нажил… Нютка не стала слушать дурацкие объяснения, просто вытолкала из горницы.
А ночью прижала к себе Пятнашку и спросила у кошки:
– А может, и правда съездить к родичам?
Утром в ее размеренную жизнь пришел зверь о семи головах, четырнадцати руках, гавкающий: открой сундуки! Анна Рыжая сидела на лавке, закрыв глаза, – лишь бы не видеть разорения, сорванных со стен тряпиц, разодранных занавесей.
Они вломились утром, говорили с казаками без почтения, да только им отвечали тем же. Феодорушка испугалась так, что ревела в надрыв: видно, понимала, что те же злые люди забрали ее матушку и чего-то дурного хотят здесь, в доме ее отца. Лаяли лобастые псы до хрипа, кидались на крыльцо, требовали отдать им стрельцов. Анна понимала их ярость, сама бы схватила каждого за горло.
Антошка, напротив, ходил за разорителями след в след, лез во все, помогал, дурной потрох, и стрельцы смеялись. Анна сидела в горнице, утешала Феодорушку, пела славные песни, молилась. Витька Кудымов сын не раз и не два являлся к ней, повторял: «Уйдут скоро, Анна, не бойся ты», и становилось легче.
ebooksa