Диакон недоверчиво оглядел отца Евода, задержал взгляд на рясе, измаранной в навозе, на старых сапогах. Гордыня его была неподобающей для лица духовного сана, пусть и низшего.
– К отцу Леонтию надобно, – повторял отец Евод, радовался сладкозвучию голоса. И добавил те словеса, что открывали заветную дверь.
Молодой диакон все ж сподобился, сходил, испросил разрешения, проводил к настоятелю, что обратился взором к иконостасу. Губы его шевелились, и уста, видно, взывали к Небесам.
Отец Леонтий наконец повернулся к тому, кто отвлек от самого важного… Узрел отца Евода и с прытью, что удивила бы всякого, знавшего почтенного игумена, прижал гостя к сердцу, не боясь измять облачение.
– Ты, – одними губами сказал он.
– Здравствуй, друг мой, – ответил отец Евод.
И словно вернулся туда, в деревянную церквушку на окраине Рязани, где два юных чтеца[57] начинали свой путь служения Господу.
Проговорили бы и час, и два. До вечерни оставалось немного, и то не давало уйти в воспоминания, приятные для одного, горькие для другого. По важному делу пришел к старому другу отец Евод…
– Ты просишь меня, настоятеля главного солекамского храма, вмешаться в сию пакость и заступничать за ведьму? – Он увидел возмущение на лице отца Евода, махнул рукой с крупным кольцом. – Знахарку… Дел у меня хватает, не до грешниц мне. Одного из диаконов отправлю. Дела о колдовстве без слова церкви не обходятся. Узнаю, все, что в силах моих, сделаю.
– А меня?..
– Сложно… Ежели бы ты под моим началом, в солекамском храме служил. Не буду обещать.
– Благодарю, отец Леонтий. – Отец Евод поцеловал руку, и в тот миг он не видел друга – лишь настоятеля Свято-Троицкого собора в багряном облачении.
В храме суетились алтарники и диаконы, готовясь к вечерней службе. Чтецы уже тихонько переговаривались, певчие, точно птахи Божии, распевались на клиросе.
– А отчего раньше не приходил? – на прощание спросил отец Леонтий и, так и не получив ответа, величественно кивнул и пошел управлять Кораблем Божьим.
А отец Евод и не знал, как сказать правду. Слыхал, что отец Леонтий из Рязани этой осенью назначен настоятелем. Обходил собор за три версты. И все гордыня…
Начинали вместе. Сначала чтецами ретиво постигали тайны Божьего слова, истолковывали их прихожанам, не знали усталости и отзывались на всякое поручение. Отец Евод брал умом и могучим голосом, отец Леонтий – статью и кротостью, но обоим прочили немалое.
Скудный приход крохотной деревушки в семнадцать дворов – и главный храм Соли Камской. Кто вознесся, а кто и обрушился с высоты.
Отец Евод не был корыстен – блага земные ничего не значат. Но что-то не изжитое служением, годами, проведенными в ежеминутном разговоре с Ним, не давало прийти к старому другу и показать свою скудость.
Лишь тревога за других заставила переступить через гордыню… И теперь, сбросив груз с души, он вдыхал запах ладана и миро, внимал сладостным голосам и надеялся на лучшее. Господь милосерден.
Лестница стала началом пытки.
ebooksa