Сердце призрака

22
18
20
22
24
26
28
30

Вопреки всем ожиданиям, я нашел его здесь. Сцепив руки за спиной, он наблюдал за происходящим через оконное стекло.

– Итак, – прошептал я. – Спустя столько времени ты все еще здесь.

В отличие от Гнева, я не видел его несколько десятилетий. По крайней мере, столько времени прошло с тех пор, как я приходил сюда в последний раз.

Учитывая, какой осколок моей души представляла эта личина, я никогда не пытался отыскать ее вновь или убедиться, что она была где-то рядом.

До этой секунды.

Он повернулся ко мне, открывая моему взору свою маску.

Потрескавшееся от времени золото придавало его губам плавность и мягкость. Такая же позолоченная филигрань подчеркивала нижнюю бриллиантовую часть маски, очерчивая границы между ней и темно-синим участком, окружавшим миндалевидные глазницы. А лоб на пятне пергаментной краски усеивали черные ноты.

Доблесть.

Будь я Гамлетом, он стал бы моим Горацио.

Словно отвечая на второй вопрос, который я задал самому себе, Доблесть сняла маску.

Под ее капюшоном скрывалась кромешная тьма.

Наблюдая за мной сквозь черную пустоту, фигура протянула мне свою маску так же, как и Гнев.

Однако, приблизившись к ней на этот раз, я с нетерпением приложил руку к своей металлической маске, которую когда-то давно украл у Гнева.

Не отрывая взгляда, Доблесть пристально наблюдала, как я снимаю с себя маску Гнева, а затем кладу ее на подставку для растений, рядом с которой валялись садовые перчатки Мириам.

Примеряя на себя маску Доблести, я самоуничтожился и полностью покорился ей.

Мгновенно ее темная фигура растворилась в воздухе, а развевающийся плащ бесследно исчез, но затем вновь появился из пустоты и упал на мои широкие плечи. Теперь это она стояла возле стенда с растениями, крепко сжимая перчатки Мириам в твердом кулаке. Погрузившись в свои раздумья, она не заметила, как свободной рукой я схватил рукоять смертоносной сабли, отличающейся от рапиры Гнева лишь орнаментом.

И вдруг я осознал, что смотрю сквозь эти миндалевидные глазницы, которые мгновением ранее оставались для меня лишь объектом наблюдения.

Что касается внешнего мира, с моим зрением и слухом ничего не изменилось.

Однако теперь, проникнув в сознание Доблести, я чувствовал, что способен на то, о чем не мог помыслить ранее. На то, на что никогда не осмелился бы.

Нам снова удастся поговорить со Стефани.