Сердце призрака

22
18
20
22
24
26
28
30

– Прости, я не хотел тебя напугать, – сказал он.

Я кивнула, но тут же потерялась в лабиринте его слов.

– То есть ты имеешь в виду, что это был ты?

Вмиг он опустил глаза и посмотрел в сторону, жадно глотая воздух в поисках ответов, которые не мог мне предоставить. Но затем я вновь почувствовала на себе его настороженный взгляд, полный зловещей тьмы и неразгаданных тайн.

– Стефани, – сказал он. – Я пришел сообщить… что скрыл от тебя всю правду об этом месте. И о себе. А сейчас боюсь за тебя больше, чем когда-либо.

Если бы под простыней был он, а не Зедок, тогда… неужели на одну причину для нервного срыва стало меньше?

– Фигура под простыней, – произнесла я. – На ней была маска.

– Да, – презрительно ответил он.

– Зедок носит маску, – продолжила я.

– Да, – снова подтвердил Эрик, и этот вечно повторяющийся ответ, состоящий из двух букв, разжег пламя моего разочарования. Но затем я окончательно сошла с ума и поддалась течению нашей беседы.

– Эта музыка не может принадлежать тебе, – настаивала я. – Бумага совсем старая, а записи свежие.

– Да, потому что я только что их сделал.

– Нет же, – возразила я. – Это невозможно.

– Я здесь, чтобы сообщить тебе это.

– Ты хочешь сказать, что все слова Лукаса о проклятье и других вещах – правда?

Его лицо вдруг сморщилось от пронзительной боли.

– Скажу тебе честно: я не совсем понимаю, с чего начать. Этот юноша о многом тебе поведал. Признаюсь, я не хотел, чтобы ты об этом узнала, но не знал, почему. Но только до вчерашнего дня, когда все вдруг стало совершенно ясно. И я осознаю, что не вправе требовать от тебя понимания и сочувствия, особенно если учесть, что мы так редко с тобой виделись. И все же, после десятилетий одиночества и вечной тишины, наши беседы превратились в самую сладкую мелодию для моего сердца.

Моргнув несколько раз, я снова покраснела.

Иногда то, как он говорил, словно сочиняя стихи на своем непонятном языке, пробуждало во мне желание переосмыслить сказанное. И частенько мне казалось, что его слова можно воспринимать по-разному. Но, минуточку, неужели он только что признался в том… что я ему небезразлична?

Но этого все равно было мало, чтобы объяснить его неспособность сказать мне то, что он хотел. И если он не собирается говорить начистоту, может быть, я смогу догадаться сама?