– Дядь Сеня, откуда у тебя лялька? – Соседский Петрушка с любопытством заглядывал в кулек.
– А у меня для тебя подарочек. – Арсений улыбнулся и протянул Петьке коробчонку с солдатиками. – А ребеночек это моих друзей, попросили приглядеть. – Он нарочито повысил голос, чтобы шуровавшая шваброй Петькина матушка дословно расслышала.
– У-у-у-у-у! – завопил Петька. – Мамка, батяня, мне чаво подарили! – Пацанячий восторг перерос все коммунальные границы.
– Это кто с тобой, Корниевский? – грубо спросил сосед-путиловец. – Где взял дите? Пролетарское или ваше, буржуйское?
– Буржуйское, буржуйское, не извольте волноваться, – вежливо ответил Арсений Михалыч и поспешил выйти на улицу.
Перед подъездом он поставил чемодан на торец, уселся, положив на колени сверток, и стал ждать. Про него не забыли. Через час подъехала черная эмка.
– Вот те на, ожидаете-с, вашблагородь, – съерничал веселый кудряш в кожанке, – а мы думали, еще почивать изволите.
– Зачем же, сказано было в восемь. – Арсений встал, обнял дитя, подошел к задней двери автомобиля. Чемодан он оставил на поруки сопровождающего.
– Эй, поклажу свою сам тащи, – одернул его кудряш, – вы свои барские замашки-то бросьте, вашмилость, а то как бы не вышло чего.
– Чего же? – Арсений смотрел прозрачными синими глазами наивно и насмешливо одновременно.
– А дите у вас откуда? Не было указано никакого дитя.
– Это… мое, доверили.
– Ну тащи, раз твое. – Кудряшу надоело препираться, он прыгнул на переднее сиденье, и эмка покатила к вокзалу.
Полдня разбирались, шли вдоль перрона в одну сторону, потом в другую, кто-то выкрикивал фамилии, искал потеряшек, грозил хриплым, сорванным голосом. Наконец Арсения затолкали в вагон с раздраженной кучей таких же разочарованных. Пот катился по лицу из-под меховой шапки, под пальто все промокло до нитки, до трусов. Удивительное дело: малыш ни разу не захныкал, не попросил есть, не испачкал пеленки. Просто висел под локтем у скрипача, как вещь, завернутая в праздничный голубой атлас.
Тронулись вечером, под нараставшую интродукцию сумерек. Усталые пассажиры замолчали, уставились в сиреневые окна, стараясь запомнить напоследок привокзальные переулки, крыши складов, деревья и кусты, проселочные дороги и овраги. Одни молились, другие прощались. На Арсения никто не обращал внимания, и он сидел, закрыв глаза, сжимая в руках шапку и сверток, подоткнув под колени чемодан.
– Это мальчик или девочка? – его вывел из полудремы звонкий женский голос.
– А? – Выныривать в действительность не хотелось.
– Говорю, ребеночек какого пола?
– М-мальчик, – нехотя ответил Арсений, прикрывая конверт уголком одеяльца в том месте, где полагалось находиться личику.
– А что ж вы его не покормите?