– Немножко, в далеком далеко. – Она снова рассмеялась и подмигнула: – Завтра спою тебе еще, самые любимые, а сегодня чаю попью и помолчу. А то я такая незабвенная тарахтелка, что весь талант проболтать могу. Вернее, уже проболтала.
Следующие дни пролетели незаметно: Ольга пела вполголоса, но слушал весь вагон. Женщины млели и закатывали очи, мужчины вздыхали. Даже комендант поезда Усачев стал подолгу просиживать в их вагоне, слушая вокальные откровения немолодой, но еще вполне красивой певицы.
Когда певунья уставала, Арсений усаживал ее рядом с собой и начинал длинные повествования про историю музыки, про великих композиторов и исполнителей, про то, как надо складывать аккорды и как создавать полифонию. Иногда он напевал, но чаще брал заимствованный у сестрицы кондитера тетрадный листок, из ее щедрых эпистолярных запасов, рисовал нотный стан и быстро-быстро черкал увертюры и пассажи. В эти минуты огненные глаза Ольги излучали торжество: настоящий профессор учил ее нотным премудростям, не просто музыкант, а из консерватории, куда она даже заходить боялась. Вот это везение.
Так она и сказала.
– Сеня, эти недели – самые звездные в моей жизни. Поверь, у меня были и любовники, и мужья, и революции. Но сейчас я поняла, что единственная настоящая любовь – это музыка. И я ее бездарно профукала в погоне за мифическим равенством и лживой свободой.
– Тс-с-с, – предостерегающе шикнул Арсений, но никто не обратил внимания на дерзкие слова. Соседи любили только ее песни, не спичи.
– Я бы мечтала не расставаться с тобой до конца своих дней, учиться, слушать про аккорды и сольфеджио.
– Так я же вроде должен на тебе жениться! – Он довольно потер руки, а она почему-то покраснела.
В Екатеринбурге приятное путешествие закончилось. Ссыльных вывалили на перрон, а поезд забрали для важных надобностей. Арсений, Ольга, семья инженера и вечно голодные дети кондитера с верхних полок уцепились друг другу в локти, в чудом уцелевшие хлястики пальто и ремни, чтобы их не растолкали, не развалили в разные концы товарного перрона. Скрипку на этот раз примотали к чемодану и укутали сверху останками шляпной коробки. Рисковать с поддельным младенцем вторично не стоило. Один раз в тотальном бардаке удалось прошмыгнуть и достаточно.
Сумрачный усач Савельич, приставленный к выпотрошенным из их вагона, начал перекличку. От голода никто не умер, все знали, что съестное следовало брать с собой, не надеясь на власти. Четыре человека выбыли по болезни, их ссадили по пути вполне легально и законопослушно. Хорошо. Совсем не так, как доносило тревожное сарафанное радио.
– Дальше пешком? Здесь и будет наша ссылка? – поинтересовался наивный инженер.
Белозерова рассмеялась. Эх, если бы Екатеринбург был конечным пунктом ссылки!
– Сегодня ночуем здесь. Сейчас пойдем на запасный путь. А завтра нам подадут состав до Акмолинска.
– Акмолинск – это где?
– Это Киргизия?
– Это Чечня?
– Это Таджикистан?
– Нет, – обрубил непросвещенных Савельич, – Акмолинск – то Казахстан.
– Это там, где Караганда? – шепотом спросил кондитер, а его жена при этих словах снова захлюпала носом.
– Да, это поблизости. – Усач повел их через полотно, перешагивая через рельсины длинными ногами в застиранных галифе.