Баба зажала рот рукой, а командир продолжал голосить:
– Ножи, топоры, вилки имеются?
– Нет, нет, – забулькало со всех сторон.
– А сейчас проверим.
Побледневший Арсений Михалыч дисциплинированно стоял в первом ряду перед самым лицом грозного крикуна и прижимал к груди чемодан с примотанным намертво скрипичным футляром. Ольга переминалась рядом с одного каблука на другой.
– Фигурально выражается, творчески. – Она завистливо прищурилась и почти улыбнулась. – Его бы на сцену.
– Это что за распиздюлька? – Ее одобрение не осталось незамеченным.
– Ольга Ростиславовна Белозерова. – Имя от – чеканилось громко и звонко.
– Какого хрена? – Вопрос прозвучал деловито, видимо, Тимофей ждал внятного ответа.
– Отдел наглядной агитации, коммунистка с 1912 года.
– У… напугала. – Тимофей презрительно выпятил губу, но голос дрогнул и удивил очередным матюкальным шедевром. – А это кто? – Он указал на Корниевского разделенным надвое тяжелым подбородком.
– Это со мной.
– Что с тобой? Спит с тобой? Боец! Погляди, что у этой контры с чемоданом!
Арсений напружинился, костяшки пальцев побелели.
– Не надо. Это скрипка. – Он рассудил, что от бесславной битвы проку не будет, надо попытаться выплыть в очередном омуте.
– Ха, скрипка!
– Да, скрипка. – Ольга выступила вперед, уперла руки в боки, бедра заплясали гневный танец. – Он мне аккомпанирует. Мы агитбригада. Я пою.
Тимофей уже открыл рот, чтобы гаркнуть очередную непристойность, но Белозерова заткнула его звонким и бравурным «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног». Она пела вдохновенно, голос покрывал и вагоны, и склады, и одурманенные ожиданием обнаженные головы. Люди потянулись, застыли, кое-кто начал подпевать. Ольга требовательно посмотрела на Арсения, тот быстро расстегнул футляр, вытащил скрипку и начал подыгрывать. Если бы великий Антонио Страдивари знал, где и перед какой публикой будет звучать его инструмент!
После «Марсельезы» понеслись «Смело, товарищи, в ногу», «Веди ж, Буденный, нас смелее в бой» и напоследок, глядя на раскрытые черные рты вагонов, «Наш паровоз, вперед лети». Арсений опустил смычок, внутри теснились неуместность и унижение. Наверное, умереть стало бы лучшим решением, чем такой позор.
– Хорошо поешь, – уважительно сказал Тимофей, оценивающе оглядывая певунью от каблучков до кокетливой шляпки.