Убийства в Белом Монастыре

– Будет правильно предупредить вас, мистер Эмери: думайте, что говорите. По собственной воле вы признались в таком, что на вас теперь можно завести дело, – в злонамеренной попытке убить ее.

– Убить ее? – Эмери едва не вскрикнул и подскочил в кресле. – Боже, я никогда бы не причинил ей вреда! У вас тут свои представления о справедливости, но зачем же твердить об этом без умолку? Слушайте, несчастный, она была моей женой.

Воцарилась мертвая тишина, потом кто-то присвистнул. Эмери медленно обвел всех взглядом, и на его лице появилось подобие безысходной тоски.

– Да. Я знаю, что вы думаете. Обезьяна. Я. Никто. Тот, кого не приглашают в роскошные дома. Ладно! А теперь я кое-что расскажу вам. Я сделал Марсию Тэйт звездой. – Он говорил тихо, с каким-то яростным торжеством. – Спросите любого, кто поднял ее на такую высоту? Спросите и послушайте, что вам скажут. Она ведь прежде была никто. Есть много хороших режиссеров, работающих с хорошими актрисами, но если вы думаете, что это хоть что-нибудь значит, то глубоко ошибаетесь. Это не делает их звездами. Для такого нужна Обезьяна, то есть я.

Я готов был сделать все, что она пожелает, – и всегда делал. Одним из ее условий было, чтобы никто не знал про наш брак – это могло повредить ее карьере. Ну, наверное, она была права. Приятно осознавать, что она была привязана ко мне, а? И это все, что у меня было, – да, теперь вы сочтете меня последним дураком, ну и пусть. Я мог разве что говорить о ней, упоминать ее имя… Это было утешительно. Я называл ее Маргарита, потому что мне всегда нравилось это имя.

Его сиплый голос стих. Это последнее признание вызвало у него больше неловкости и стыда, чем все остальное. Эмери с вызовом огляделся и извлек из кармана большую плоскую серебряную флягу, которую он автоматически протянул остальным, прежде чем отпить из нее. Сделав долгий глоток, Эмери судорожно выдохнул.

– Да какого черта? – сказал он неожиданно усталым голосом и откинулся на спинку кресла.

– Хотите сказать, – недоверчиво прогремел Мастерс, – что вы позволили… Ну же!

– Новомодный брак. Ага. Начинаю понимать, – произнес Г. М. и сонно заморгал. – Не обращайте внимания на то, что он говорит, сынок. Это старший инспектор Мастерс, которого вот-вот хватит удар, и он уже вас подозревает. Знаю, говорить нелегко, но если можете, продолжайте – я столько всякого навидался в этом безумном мире, что практически ничему не удивляюсь. И все же вы дали бы мне в глаз, если бы я назвал ее пиявкой, верно?

– Что до меня, – сказал Мастерс, – то я хочу лишь одного: выяснить, кто убил мисс Тэйт. И поэтому я позволю себе задать мистеру Эмери один вопрос: знал ли он, будучи ее мужем, что мисс Тэйт и мистер Джон…

Его слова потонули в фырканье Г. М.:

– Вы понимаете, что он хочет сказать, сынок. Вы достаточно умны, чтобы отвечать на незаданные вопросы. Если лопату не называть лопатой, всем почему-то становится от этого легче, будто никакой лопаты вовсе не существует. Ну?

– Ох, перестаньте, – произнес Эмери, не открывая глаза. Он весь дрожал. – Да, я знал это. Вы довольны? Я знал это с самого начала. Она давно сказала мне.

– Понимаю, – пробурчал Мастерс. – И вы не…

– Если это делало ее счастливее… – мрачно ответил Эмери. – Мне было все равно. А теперь, бога ради, оставьте меня в покое!

Он возвысил голос, и Г. М., все это время внимательно на него смотревший, поднял руку, давая Мастерсу знак замолчать. Г. М., казалось, знал, что Эмери будет продолжать без подсказки.

– Я хотел, чтобы она продолжала – и чтобы стала великой. Да, великой. Меня совершенно не волновало, вернется ли она в Штаты, или пьесу поставят здесь. Я бы ее в любом случае поддержал. Трудно смириться с тем, что она мертва, вот и все… Это ранит больнее яда. Я хочу убраться из этой страны. Я никогда не понимал, что люди должны думать обо мне. Вот и старик Канифест посмотрел на меня, когда я сообщил ему, что женат на ней, словно я вошь. Что со мной не так? Слушайте, я вам рассказал, что уже сделал, – оживленно продолжил он. – Я нанял лучший в Лондоне «роллс-ройс», закрытую машину с сиденьями, раскладывающимися в ложе, чтобы отвезти ее обратно в Лондон. Машина сейчас здесь, с шофером, одетым в черное. Мы заполним кузов цветами, и она поедет в Лондон в составе похоронной процессии, какую здесь не видали со времен… со времен…

Он говорил совершенно серьезно. Пытался, как мог, воздать ей последние почести.

– Ну, сначала придется пройти некоторые формальности, – перебил его Г. М. Медленно, отдуваясь, он поднялся на ноги. – Мы с инспектором Мастерсом идем в павильон. Можете тоже пойти чуть позже, если хотите. Говорите, вы рассказали это все Канифесту вчера после обеда? Это вы сами придумали так сделать?

– Да, отчасти. Погодите… Да. Думаю, да. Не помню. Просто все началось, когда мы с Карлом разговаривали. Карл навестил меня в больнице, перед тем как отправился сюда. – Эмери пытался говорить ясно, и ему снова пришлось прибегнуть к фляжке. – Он сказал, что так будет правильно. Сказал, поедет сюда умаслить братца Бохуна и наобещать ему бог весть что, чтобы проникнуть в дом. Боже, да это смешно! Он собирался предложить старику Бохуну пятьдесят тысяч в год за работу консультантом.