Убийства в Белом Монастыре

22
18
20
22
24
26
28
30

– Гм. Она похожа на Марсию Тэйт. Это и есть причина?

– Нет.

– Ладно, я не возражаю. Главное – убедиться, что она не убийца, – Г. М. поскреб подбородок, – или не родня убийце. В первом случае очень неудобно, во втором – немного неловко. Можете взглянуть на это с такой точки зрения? Нет, не думаю. Вы бы ничего не стоили, если бы могли. В любом случае она приехала сюда в последнюю ночь не для того, чтобы брать интервью у Тэйт. Нет, нет, сынок. Она слишком сильно хотела доказать, что дочь Канифеста этого не делала. Но она думает, что делала.

– Вы так считаете?

– Да что ж вы так привязались к одной мысли-то? Миссис Томпсон не могла поклясться, что это женщина. Нет, нет. Немного расширьте свой горизонт. Представьте, что это не так. И потом, есть еще причина, по которой старику ой как не хочется верить, что эта Луиза Кэрью приехала и проломила голову Тэйт. Я не стану обсуждать замечательную изобретательность девушки, пролетевшей сто футов над снегом, я лишь спрошу вас: почему она делала это так долго?

– Не понимаю.

– Она приехала в полвторого. Судя по тому, что говорит Мастерс, Тэйт убили уже после трех. Она приехала спорить и возмущаться, как вы уверяете, и когда это не сработало, она начала действовать. Это отняло почти два часа. Я не могу представить себе никого, кто спорил бы с Тэйт два часа и не взбесился бы раньше. Но отбросим это и посмотрим на то, что действительно важно. Тэйт ожидала посетителя – Джона Бохуна. Если вы в этом сомневаетесь – прочь сомнения! Она ждала важных новостей о Канифесте. А вы можете себе представить Тэйт, которая кого-то ждет, например милого друга, и тут заявляется дочь человека, которого она держит на крючке мыслью о браке? Она быстро избавилась от Уилларда, но позволила этой девице Кэрью пробыть с ней два часа, пока ждала, что Бохун приедет с минуты на минуту? Вряд ли. Два часа порой тянутся ужасно долго, сынок.

– Послушайте, сэр! Вы что, возвращаетесь к мысли Райнгера, будто Бохун приехал сюда ночью? Мы ведь знаем – Джон вернулся не раньше трех.

Г. М. молчал. Они шли вдоль почти занесенных снегом следов к аллее. Г. М. сдвинул шляпу на лоб и осмотрелся. Затем оглянулся на дом, до которого было ярдов сто вверх по склону. И словно измерял взглядом расстояние.

– Пока я ничего не скажу, мой мальчик, разве что предположение Райнгера о затоптанных следах было еще глупее, чем вы могли вообразить. Джон Бохун пришел сюда именно в то время, о котором сказал, тут все сходится, а пока он не пришел, следов не было. Нет, нет. Меня беспокоит отнюдь не это. Меня чертовски беспокоит его поведение в Лондоне: нападение на Канифеста, когда он решил, что убил его…

Тут Беннет вспомнил то, о чем в суматохе уже успел позабыть. Он спросил, что случилось и что именно Канифест сказал Мастерсу по телефону. Г. М., который внимательно осматривал аллею, нахмурился:

– Не знаю, сынок. Кроме того, что сообщил мне Мастерс. Кажется, Мастерс пытался подражать голосу Мориса и произнес: «Слушаю». Тогда Канифест сказал: «Я хотел поговорить с вами, Бохун, но я надеюсь, что мне не придется объяснять, почему я попросил немедленно отослать домой мою дочь». Вроде того. Мастерс говорил, что голос был слабый и дрожал. Потом Мастерс сказал: «Почему? Потому что Джон дал вам в челюсть и думал, что вам пришел конец, а вы отделались сердечным приступом?» Разумеется, тот понял, что это не Морис, и все твердил: «Кто это? Кто это?» Ну, Мастерс ответил, что он офицер полиции и что Канифесту лучше бы приехать сюда и помочь нам, если он не хочет впутаться в нехорошую историю. Он пережал, понимаю. Сказал, дочь Канифеста обвиняют в убийстве и все такое. Мастерс смог понять лишь, что вчера вечером Бохун проводил старика до дома, зашел через черный ход и попытался вернуться к «одному важному делу», началась ссора, и Джон погорячился. Естественно, Канифест едва ли будет распространяться по этому поводу. Мастерс сказал, мол, езжайте сюда, сердечный там приступ или нет, и повесил трубку, оставив Канифеста переваривать возможные последствия обнародования, если он не будет сотрудничать с полицией.

– Это довольно-таки прямолинейно…

Г. М. хмыкнул.

– Разве? Теперь в павильон. – И он пошел вперед, переваливаясь и раздраженно хлопая по деревьям рукой в перчатке. – Слушайте, разве они не говорили, что оставили тело там, а на катафалке увезли Бохуна к врачу? Гм, да. Я на это надеялся. Платок есть? У меня очки снегом залепило. Да что вам покоя-то не дает?

– Сэр, черт возьми, если не было следов, а женщина убита…

– А, вы об этом? Вы прямо как Мастерс. Забавно, но как раз это самое простое. Я не говорю, что знаю, как это все было сделано, еще не взглянув на павильон. Но у меня есть сильная зацепка, очень сильная. А если я найду там то, что рассчитываю найти…

– То узнаете, кто убийца?

– Нет! Не забегайте вперед. Пока я могу вам сказать лишь то, что два-три человека точно невиновны. И это тоже не по правилам. Обычно эти ловкие трюки сразу выдают убийцу, едва вы поняли, как именно создана иллюзия. Особенное преступление – особенные обстоятельства, а обстоятельства эти, как правило, подходят одному человеку, будто шапка палача, когда вы понимаете, в чем они состоят. Ну, у нас тут исключение. Даже если я прав, это может не приблизить нас к решению, потому что…

– Потому что?..