Убийства в Белом Монастыре

22
18
20
22
24
26
28
30

– Выйдите уже на свет, а? – сказал Г. М. – И не мешайте опрашивать свидетеля, чтоб вас… Всякий раз, когда кто-то задает здесь разумный вопрос, появляетесь вы. Гм… Послушайте-ка, эй, вы, чудо в перьях, гореть мне синим пламенем, если это не так.

Он тяжело поднялся на ноги. Мастерс отодвинулся, и неподдельное восхищение отобразилось на его унылом лице. Беннет заметил, что теперь на Г. М. просторное пальто с траченным молью меховым воротником, а карманы набиты рождественскими пакетами с яркими лентами.

– О, и вы тоже здесь? – добавил он, и выражение его лица изменилось при виде Беннета. – Похоже, вы спугнули зайца, сынок. А теперь хотите, чтобы я его для вас поймал… Ну-ну, нет нужды расстраиваться, мисс Бохун. Просто подождите, пока старик возьмется за работу. Дело в том, что Мастерс начисто лишен такта. Садитесь все, устраивайтесь поудобнее.

– Сдается мне… – начал Мастерс. – Да что с вами такое, Поттер?

У старшего инспектора уже явно сдавали нервы. Хотя у него была на это причина. Поттер не собирался шуметь, когда вернулся в комнату. Но дверь с грохотом захлопнулась, и звук эхом разнесся по библиотеке.

– Простите, сэр, – выдохнул Поттер, – вы не подойдете ко мне на минутку?

– Ну? – спросил Мастерс. – Опять…

– Не знаю, сэр! Это репортеры. Десятки, и еще один, которого я тоже принял за репортера, псих какой-то. Говорит, он убил мисс Тэйт, что-то вроде того.

– Что?

– Да, сэр. Говорит, что послал ей коробку отравленных конфет. Его зовут Эмери, сэр, Тим Эмери.

Глава тринадцатая

Супруг Цирцеи

Из угла донеслось довольное бормотание.

– Ага! – сказал Г. М., торжествующе размахивая потухшей трубкой. – Вот, я так и знал, Мастерс. Да, я думал, что он это сделал. Он вполне мог. Пусть он войдет, Поттер. Но послушайте, сынок, идите-ка и не пускайте сюда прессу, пока я не взгляну на этот павильон.

– Вы хотите сказать, сэр, – начал Мастерс, – что этот человек – кто он такой, имя вроде знакомое? – что он убил мисс Тэйт, и…

Г. М. фыркнул:

– Я не это имел в виду, дуралей. Нет, как раз напротив. Он один из тех двоих или троих, кого я могу вспомнить, кто никогда не хотел ее убивать. Да, он послал ей отравленные конфеты. Но не предполагалось, что она их съест. Он знал, что она не ела шоколад. Знаете, сынок, я подумал, довольно смешно, что отравленные конфеты послали тому, кто, как знала вся компания, не любит сладости. Он вообще никого не хотел убивать. Только две были отравлены, и там не было смертельной дозы. Но все равно бедного дурачка замучила совесть, так что он раздавил одну пальцем, когда ему предложили коробку, чтобы ее никто не съел, а вторую проглотил сам. Хо-хо. Вы скоро поймете, Мастерс… Приведите его сюда.

Минуту спустя привели Эмери. Когда Беннет видел его два дня назад, он казался беспокойным и недовольным – рот дергался, узкое лицо с острыми чертами, красные глаза – теперь он выглядел больным, причем более серьезно, чем просто после приема полуграна стрихнина. Мертвенно-бледное лицо казалось восковым, явственно вырисовывались скулы; песочного цвета волосы с четким пробором напоминали парик. На Эмери было просторное пальто из верблюжьей шерсти, снег на нем уже растаял, в пальцах он крутил кепи. Было слышно свистящее, болезненное дыхание.

– Кто… кто тут главный? – прохрипел он.

Мастерс подвинул ему стул, и Г. М. подался вперед.