Сшитое сердце

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вы не находите, что она смахивает на курицу? Кто бы мог подумать, что Господь спрячет такую красоту в горле подобной женщины? Словно жемчужину в скучной устрице!

– Ты преувеличиваешь, – возразил ей М. Д. – Она не уродливая. Всего лишь заурядная.

– Нет, она безобразная, а Господь любит пошутить, только и всего! Ему нравится удивлять публику! Так ведь? – продолжала захмелевшая дама, обращаясь к священнику. – Обречь на безбрачие такого человека, как вы! Какая расточительность! Разве Господь не чертовски порочен?

– Да замолчи же, пока мой юный гость не сбежал из-за тебя! – оборвал ее хозяин дома.

Вот так Анхела снова стала петь. И ничего серьезного, ничего мрачного вроде бы и не слышалось в ее голосе. Город не загорелся.

Начиналась новая жизнь. Она каждый день будет работать в вольере М. Д., заботиться о его обитателях, отвечать на птичьи трели и, раз ее об этом попросили, петь и в церкви тоже, для людей, как она некогда делала в Сантавеле, в оливковой роще Эредиа, где на ее голос откликались palmas flamencas.

Назавтра она окунулась в прохладу маленькой церкви, чей неф со всех сторон весело пронизывали цветные лучи. Солнечный свет, пропущенный сквозь витражи, окрашивался в яркие игривые тона, и никакой торжественности в этом месте не было. Церковь оказалась более теплой, чем ее священник. Хотя Анхела уже бывала здесь с тех пор, как прибыла в эти края, ей показалось, что она входит сюда впервые.

Хор репетировал “Аве Мария”. Не прерывая его, отец Андре знаком подозвал мою сестру. К сожалению, у него была музыкальная душа, и он сам дирижировал своим хором. Он посвящал ему немало времени. Когда настала тишина, он представил хористам Анхелу, которую все они знали хотя бы по имени, потом попросил ее что-нибудь спеть, чтобы все смогли услышать, как звучит ее голос в храме, услышать его тембр. Что угодно, лишь бы оно не было святотатственным.

Звонкий высокий голос вонзился в их плоть.

Отец Андре, блуждая взглядом по плиткам пола, слышал, как в горле Анхелы вибрирует шип, он слышал эту боль. Эту великолепную боль!

Разве может христианин не поддаться чарам этой боли, если церкви возведены на костях мучеников, если катехизисы ставят в пример принесенных в жертву детей, если верующие молятся перед образом Матери, оплакивающей умершего на кресте Сына? Разве можно не любоваться страданием, если Бог подал нам пример, принеся в жертву своего Сына, позволив ему плакать кровавыми слезами и выставлять напоказ свои раны? Терновый венец, крест, искупление святых – надо страдать, чтобы удержать мир в равновесии, платить, чтобы другие могли идти дальше.

Да, отец Андре воспринимал боль как соль земли! И вот теперь голос этой маленькой женщины выплескивал в его церковь горе, наполнявшее его тело несказанной нежностью. Его душа трепетала. Заостренное пение Анхелы терзало его плоть, проникало в него, возбуждало его чувства. Тогда священник попытался защититься, захотел утопить этот голос среди других поющих голосов, но тот настолько выбивался, что разрушал стройный хор. Только орган мог его сопровождать.

– Будешь солисткой, больше ты ни на что не годишься! – сухо заключил он, перед тем как всех распустить.

В следующее воскресенье М. Д., снова облаченный в ослепительно белый костюм, вместе с друзьями пришел послушать, как поет девушка, которой он покровительствовал.

На паперти ждала окутанная солнцем Клара. Увидев, как из нарядного экипажа вышел белый с ног до головы старик, она улыбнулась ему и совершенно естественно взяла его под руку, словно как раз его-то и ждала. Если старик и был удивлен, он не подал виду и включился в игру прекрасной незнакомки. Они вместе вошли в церковь и бок о бок прошли по центральному проходу. Друзья богатого судовладельца не знали, что и думать. Они вполголоса переговаривались, пытаясь выведать, что это за новая возлюбленная. Как правило, М. Д. не был таким скрытным.

Дойдя до середины нефа, он расстался с моей сестрой, чтобы она села среди женщин, потом быстро, словно юноша, на нее взглянул, увидел в устремленных на него соломенных глазах огромную любовь и задрожал при одной только мысли о том, что это прекрасное создание может ускользнуть. Тут Анхела запела, и чувства старикана от этого будто удесятерились. Он сел подальше от друзей, на самый край скамьи, чтобы вволю наглядеться на Клару, чтобы упиваться ее солнечной красотой. Прихожане, захваченные голосом Анхелы, не заметили зарождающегося романа. И даже сам священник еле справился с волнением и с трудом смог отслужить мессу.

После благословения голос снова заполнил церковь и души, вливая в них такую сладкую боль, что никто и не подумал выйти раньше, чем он смолкнет. Никто, даже Клара, которой не терпелось вернуться к свету и к этому человеку с серебряными кудрями.

Оказавшись снаружи, на солнце, Клара подвела М. Д. к собравшемуся на паперти клану Караско. Все ждали Анхелу, чтобы поздравить ее.

Мартирио держала на руках первенца, а живот ее под юбками снова начал округляться. Теперь Клара могла делать все, что ей заблагорассудится, это больше не забота Мартирио, и свои ядовитые поцелуи она приберегала для мужа. Она лишь удивилась, что Клара влюбилась в старца.

Свита М. Д. держалась поодаль, вполголоса злословя.