Но Анхела после резни перестала петь. И целый батальон не смог бы увести ее вниз, она укусила бы всякого, кто предложил бы ей спуститься в поселок. Лучше пусть шатается по лагерю вместе с братом. На свободе.
Мануэль ненадолго заглянул в пещеру к спящему каталонцу, потом узнал о смерти троих своих товарищей, после чего уныло посадил Бланку и Клару на своего осла.
Пока Фраскита хлопотала в большой пещере, благословляя сильный сквозняк, время от времени освежавший смрадный воздух, Анхела и Педро расчищали вход в коридор, который обнаружили накануне в пещере с нарисованным морем. Они слышали бормотание раненых, искаженное расстоянием и объединенными усилиями камня, воды и ветра.
Анхеле непременно хотелось проникнуть в недра земли – лучше уж очертя голову кинуться в эту каменную пасть, с силой дышавшую им в лицо ледяным воздухом, чем вспоминать кровавую бойню. Две последние ночи она провела, пытаясь стереть из памяти тот страшный вечер, загнать его в самую глубину и законопатить ведущий туда ход толстым слоем других картинок. Ей требовался дух приключений, возбуждение, что порождало в ней подземелье, дабы заглушить воспоминания о свистящих над ухом пулях, о хохоте ее безумного носильщика, о затоптанных телах, тонущих в собственной крови.
И вот они друг за дружкой заползли в проход. Педро, укравший фонарь, толкал его перед собой. Коридор расширялся, и вскоре они уже смогли встать. Анхела бесстрашно углублялась в извилистый ход, который должен был привести их куда-то, где не будет места никаким напоминаниям.
– А если фонарь погаснет? – спросил Педро.
– Ты боишься?
– Чего?
– Заблудиться, зверей, привидений, умереть.
– Немножко, а ты?
– Я больше ничего не боюсь. – Голос Анхелы словно развеял тьму. – Я бессмертна, меня пули не берут!
– Тогда вперед! – объявил мальчик, которого подстегнула уверенность старшей сестры.
Галерея разветвлялась и вскоре превратилась в лабиринт, соединявший пугающие и одновременно пленительные в свете их фонарика каморки. Не раз им приходилось возвращаться назад, когда проходы становились слишком узкими. Они продвигались осторожно, иногда прижимаясь к известняковым стенам, нащупывая дорогу среди шатких осыпей. На каждом перекрестке Педро вытаскивал большой кусок мела, который после мельницы постоянно носил в кармане, и помечал коридор, в который надо будет свернуть на обратном пути. В конце концов они добрались до гигантской пещеры, где эхо подхватывало их голоса.
– Мы в логове дракона, – дрожа от холода, восхищенно сказала Анхела.
Они орали до тех пор, пока не заставили свою память замолчать, и, избавившись наконец от страха, решили, хоть и замерзли, не возвращаться. Обогнув провал, на дне которого текла подземная речка, они продолжали блуждать в известняковом лабиринте. Иногда ветер стихал, дышать становилось трудно и у детей начинала кружиться голова. Тогда им казалось, будто кто-то бормочет совсем рядом. Они вслушивались в шепот сговаривающихся о чем-то камней.
Они все дальше углублялись в недра земли, поднимаясь и спускаясь по неровным коридорам до тех пор, пока усилившийся сквозняк не указал им на выход.
В глубине колодца, уже совсем близко, пробивался свет.
Педро, упираясь руками и ногами в кишащие насекомыми выемки, спустился против ветра к слепящему дневному свету, затем помог сестре выбраться из каменного мешка.
Они оказались в гроте, расположенном довольно далеко от пещер, облюбованных анархистами, спрятали там украденный фонарь, а когда глаза снова привыкли к свету, сорвали скрывавшую отверстие завесу из иссушенных летним зноем растений и вышли наружу.
Кожи коснулось чудесное тепло. Щурясь, всей грудью вдыхая нагретый и благоухающий лесной воздух, они блаженно подставили лица солнцу. А потом увидели в ярком солнечном свете прямо перед собой три трупа, сложенных в кучу на подстилке из хвороста. У одного голова запрокинулась, он пристально смотрел на детей полными боли глазами, которые атаковали полчища синих мух.