Сшитое сердце

– Ты не прикрываешь ему лицо? Чтобы мухи не тревожили? – тихо спросил Мануэль.

– Ни одно насекомое не сядет на его раны.

– Как ты можешь быть в этом уверена? В большой пещере гул стоит от синих мух.

– Если увидишь хоть одну мошку у него на лице, тогда и поговорим.

– Ты рассказала ему, что было внизу?

– Нет.

Мануэль больше не думал о призраках, однако, провожая швею, направившуюся к выходу, он будто бы различил какое-то смутное движение рядом и снова поежился. Опасаясь поворачиваться спиной к дальней стене пещеры, он встал так, чтобы видеть слева проем, за которым небо и деревья, а справа был лишь сумрак.

Более или менее успокоившись, он рассказал, обращаясь к приоткрытому глазу Сальвадора, о событиях. По мере того как Мануэль говорил, рассказ его точно оседал картинками в глубине синего глаза. Каталонец, даже безмолвный, неузнаваемый и неподвижный, оставался для Мануэля лучшим противоядием от страха. Ему так хотелось бы услышать бархатный, мягкий и вместе с тем властный голос, который отметал сомнения и заставлял действовать. Видеть Сальвадора таким немощным, неспособным в этот решающий момент повести их в бой казалось ему жесточайшей несправедливостью. Мануэль так многим был ему обязан, ведь этот каталонец, объявившийся в их краях два года назад, привязался к мальчику, только что потерявшему мать, научил его читать, писать и воевать.

Сальвадор шевельнул рукой – будто пишет. Мануэль, знавший, где анархист держит свои письменные принадлежности, достал их, обмакнул перо в чернильницу и подал ему вместе с листом бумаги. Но писать лежа оказалось непросто – черные чернила ручейками стекали по пальцам раненого, пачкая запястья и рубашку, покрытую высохшими пятнами крови. Написав одну-единственную фразу, он выбился из сил. К тому же обычно Сальвадор для чтения и письма нацеплял на нос маленькие очки, которые сейчас не смог бы надеть.

Чтобы выжить, надо продолжить революцию.

Мануэль прочел фразу вслух.

Продолжить революцию. Он развил эту мысль, желая убедиться, что правильно ее понял. Поднять народ в соседних селениях, агитировать, связаться с другими активными группами в округе, не оставаться в одиночестве перед готовящимся ответом. Трубить повсюду о том, что крестьянские вилы одержали верх над ружьями гвардейцев. Но в какую сторону идти? А Сальвадор дернулся, указывая во всех направлениях одновременно.

Взяв осла за уздечку, Мануэль пошел туда, где оставил коня, и тут заметил тележку. Фраскита с помощью своих детей пыталась протащить ее через заросли на тропинку.

– Что это ты делаешь? – удивился Мануэль.

– Иду своим путем, – ответила моя мать.

– Ты не можешь сейчас уйти, нам без тебя никак не справиться. И потом, одна ты заблудишься в этих лесах.

– И кто же удержит меня здесь против моей воли?

– Никто. Ты не наша пленница! Ты и твои дети ни в чем не будете нуждаться. Про наше убежище даже деревенские не знают. Вас здесь искать не станут. Бланка! – заорал он, увидев за деревьями старуху. – Иди сюда! Поручаю тебе твою подругу. Присматривай за ней получше, чтобы она не ушла навстречу своей гибели!

И Мануэль двинулся дальше.

– Фраскита! Ты что, уходишь на закате? – удивилась повитуха. – Куда ты собралась на ночь глядя с малышкой, которая вот-вот уснет? Да и остальные детки с ног валятся.