Размеры фотографии были внушительными. Почти с меня ростом, мимо такой махины было просто невозможно пройти, не зацепившись взглядом. Он брал уже размерами. По началу. Потом же, когда начинаешь приглядываться к каждой детали красивого мужского лица, начинает захватывать дух. Настолько она, эта фотография, живая, настоящая, глубокая и притягивающая взгляд, что хочется смотреть и смотреть.
Жаров.
Пойманный в объектив моей любимой зеркалки совершенно случайно. Молниеносно и мимолетно. Такой… потрясающий. Каждая морщинка, каждый изгиб, каждая мельчайшая деталь любимого лица где-то глухой болью отдается в сердце. Так бы хотелось сейчас коснуться пальчиками этой легкой небритости. Ощутить снова вкус этих, несомненно, умелых губ и пропасть в его сильных, надежных объятиях.
Э-э-эх…
Я разочарованно вздохнула. Настроение улетучилось. А вместе с ним и чувство окрыленности. Плечи поникли, а уголки губ стремительно поползли вниз.
Жаль.
Очень жаль, что Паша не увидит этой выставки и этого портрета. Он ведь стал моим настоящим шедевром. Пиком всех моих работ. Но папин друг этого не узнает. И никогда не поймет, что я не глупая маленькая капризная девочка и что чувства у меня к нему были совсем даже не…
– Неожиданно, – услышала я удивленный мужской шепот за спиной.
Неожиданно – не то слово! Я растерялась, а сердце сбилось с ритма. Я хмуро свела брови на переносице и затаилась, все так же, не шелохнувшись смотря на портрет передо мной. Показалось? Глюк? Совсем с головой плохо. Дожилась, Рыбкина...
– Но мне нравится, – снова померещился низкий, рокочущий, знакомый до колик в сердце голос. Почему померещился? Да потому, что по всем законам логики и подлости Паша никак не мог здесь оказаться! Ну, никак!
Или… все-таки мог?
Я застыла каменным изваянием. Боясь обернуться. Опасаясь даже моргнуть, только бы не спугнуть прекрасное ведение. С силой переплела пальцы до побелевших костяшек и перестала дышать. Когда услышала за спиной звук приближающихся ко мне шагов. Уверенных и размашистых. Волнующих до дрожи в коленях.
Шаг.
Ближе.
И еще ближе.
И еще чуть-чуть…
Ровно до того момента, пока я буквально не почувствовала всеми фибрами души, каждым нервом и каждой микрочастичкой у себя за спиной мощную мужскую фигуру на голову, а то и две выше меня. В нос ударил знакомый до слез аромат горьковатого парфюма, и в горле встал предательский ком. Мамочки-и-и...
– Потрясающий портрет… Влада, – снова до моего слуха донесся шепот. Только на этот раз так близко, что от вибраций голоса Жарова волоски на моих руках встали дыбом. Стройными рядами побежали колючие мурашки. Горячее дыхание коснулось моего уха, и я сжалась до размера песчинки от пробежавшего вдоль позвоночника разряда тока.
Вдох-выдох, и… нырок. В омут с головой. Когда я, набравшись смелости, резко обернулась, крутанувшись на пятках. Встретившись взглядом с ожившим портретом. Темными чарующими глазами, в которых еще пару секунд назад я так мечтала утонуть.
– Ну, здравствуй… Пух.