Трубадура

- Тура, мы с вами в четверг едем на конференцию.

Ни разу за все время работы в этом салоне Тура так не удивлялась. Даже рот позорно открыла. Потом закрыла. И спросила первое, что пришло в голову. И что изумило больше всего.

- Мы?!

- Вы не заинтересованы в повышении своей квалификации? – хозяйка перебросила белокурые волосы плеча за спину. – Это высокопрофессиональный форум, где будут представлены новинки рынка и самые передовые технологии. Что-то из этого мы обязательно возьмем на вооружение. Вам не интересно, Тура?

Тура не нашлась сразу с ответом. Эти вопросы всегда решались хозяйкой единолично, Тура – исполнитель. Чтобы взять с собой на мероприятие такого уровня сотрудницу – небывалое дело.

- Считайте это командировкой. За мой счет, разумеется. Я надеюсь, это окупится.

Тура растерянно кивнула. А потом спохватилась. У нее же там дома дел нерешенных море!

- А куда ехать? И надолго?

- В Москву. Три дня. Вся информация здесь.

И на стол перед Турой лег красочный буклет.

*

Ей приснился отец. Вдруг, спустя долгие годы, приснился. В детстве снился часто – первые несколько лет после возращения из Норвегии девочка часто видела страшные сны. То есть, в них не происходило ничего особенного. Они были черно-белые, в них было много снега и темные фигуры. Фигуры молча двигались, сплетая вокруг Туры какие-то странные хороводы. И когда ей начинало казаться, что этот хоровод ее сейчас задушит, Тура просыпалась. Мокрая. Чаще всего не от пота.

Сегодняшний сон был нестрашный. Но Тура проснулась отчего-то посреди ночи, и сердце стучит быстро.

Отец.

Он сидел спиной к ней, за столом. Спина у него огромная, широкая, в синем колючем свитере. И борода у него колючая, это Тура помнила. Мало что помнила. Детали сна быстро истаивали, но фигура отца за столом, его спина – стояли перед глазами. И не было в этом ничего страшного, как в детских снах. А только какая-то грусть. Или нет, даже тоска.

Ты ведь самый главный мужчина в моей жизни, папа. Самый первый. Без тебя меня бы не было. Почему я стала тебе не нужна? Зачем ты позволил меня забрать? Почему не любил? Не оберегал, не защищал? Почему, папа, почему?!

Пришлось дышать носом. Чтобы успокоиться. Чтобы не зареветь. Но саднило в груди остро. Как давно она не опускалась до сожалений о своей почти сиротской судьбе, до жалости к себе, бедненькой, которую никто не любит. И потом, почему же никто? Дед. Дед ее любит. Только деду есть до нее дело, именно он вытащил ее из черно-белого норвежского кошмара, забрал, вылечил, отогрел.

И стоило дожить до двадцати семи лет, чтобы тебе встретился еще один человек, которому есть до тебя дело. Кто смог тебя защитить. Как его отпустить после этого? Кода хочется постоянно прикасаться, улыбаться ему, целовать его. Готовить ему еду и смотреть, как он ест. И любоваться.

Сколько ей осталось этого счастья? И как пережить то, что будет потом, после, когда их пути разойдутся? Тура повернулась к стене, подняла руку и провела по колючей поверхности ковра. Две тысячи евро. И раздолье для клопов – еле вытравила три года назад.

Надо заснуть. Завтра вставать рано, куча дел перед поездкой.