Степан замер как вкопанный.
- Иди, Степа! – звонким гневным набатом прозвенел за спиной голос Ту. – Иди!
Ладно. В этот раз – ладно.
*
Ручка двери дернулась, когда он уже разделся, залез в ванну и даже слегка намок. Так и замер, мокрый.
Ну не Преужасная же? Вряд ли. Тура? Нет, Тучка, нет. Не надо.
Но ручку упрямо дергали с той стороны. Сильно. Настойчиво.
Черт. Да что же это такое!
И все-таки пришлось вылезать из ванны, брать полотенце и открывать дверь.
И все-таки – Тучка.
Он не выпускал дверь из пальцев, но это не сыграло никакой роли. Ту резко дернула на себя и шагнула внутрь. Темные кудри взметнулись в стороны, когда он замотал головой.
- Нет, Ту, пожалуйста, нет.
- Да, Степа, да.
Потому что иначе она не может. Иначе эта грязь въестся под кожу. А ведь у нас не так, правда? Не так! Или так? Я не знаю!
Она протянула руку и, преодолев его неуверенное сопротивление, отбросила на пол под ноги полотенце. У нее над головой он протянул руку и щелкнул замком. Путь обратно отрезан. И снова включено табло.
Намокшие волосы сделали его еще более мощным и крупным. Или ей кажется? Надо проверить на ощупь.
Проверка затянулась и превратилась в сладкую пытку. Для нее. Для него. И ему стало теперь все равно, слышно ли за дверью его с трудом сдерживаемые стоны. И неважным сделалось, что двигало ею. Все неважно, когда так сладко, нежно, сильно, глубоко – и вообще за гранью.
Хотя – нет. За грань – вдвоем. Только вдвоем.
Им пришлось покрутиться в попытках устроиться так, чтобы удобно стало обоим. Ванна небольшая, Степка – напротив, большой, Ту едва держится на ногах. Впрочем, он тоже, но у него просто ноги крепче.
В итоге, получилось сзади. Узкая белая тонкая спина, которая постепенно розовела. От горячего пара включенной для конспирации полным напором воды. От его жадных рук, что скользили – от хрупких плеч к тонкой талии и потом – по-хозяйски на аккуратные ягодицы. И потом обратным транзитом. Ближе к финалу крупные смуглые руки замерли – правая на белом плече, левая - на месте, где талия переходит в бедро.