Тихон постучался и вошёл в кабинет Самойлова.
– Добрый день, Глеб Николаевич.
– Здравствуй, Тихон, – Самойлов-старший нимало не удивился его визиту. – Что, принёс?
– Да, – Тин протянул заведующему результаты сканирования сосудов. Собственно, Тихону объяснили всё необходимое, но он предпочёл показать данные обследования Глебу Николаевичу. К тому же – повод.
Самойлов-старший пробежался бегло по листочку с результатом. Кивнул удовлетворённо.
– Всё отлично. Как по ощущениям?
– По ощущениям тоже хорошо.
Заведующий задумчиво кивнул. Вряд ли его мысли были заняты бумажкой, которую принёс Тин. Можно было далее чужое время не занимать. Но вместо этого Тихон сел на стул у стола.
– Что мне делать, Глеб Николаевич?
– Да всё в обычном режиме делать. Ну, может, самую малость в щадящем. Не давай руке лениться. Но и не перенапрягай. Прислушивайся к ощущениям. Ну и курс массажа нехудо бы повторить через месяц.
– Я не о том.
– А о чём? – искренне удивился Самойлов.
– Я о Варе. Как мне с ней помириться?
Глеб Николаевич изумлённо покачал головой.
– Ну ты нахал… Мало того, что обидел мою дочь. Мало того, что мне пришлось тебя спасать после того, как тебе совершенно заслуженно вмазал мой сын. Так теперь ты приходишь ко мне и имеешь наглость спрашивать совет, как выпросить прощение у моей дочери! А не оборзел ли ты, Тихон Аристархович?
– Мне деваться некуда, – покорно вздохнул Тин.
Ему уже и в самом деле было всё равно, кто и что о нём подумает. Всё в жизни расползалось куда-то, ускользало от внимания, потому что исчезло главное. Как он упустил, когда Варя стала главной в его судьбе? И как он умудрился не понять и потерять ее? А теперь собирает всё по клочкам, а ведь не собирается… Словно лоскуты для одеяла у матери. Узор не получается, лишь бесполезный ворох тряпья, а всё потому, что он не знает, как всё исправить.
– Каков страдалец, – хмыкнул Самойлов без тени сочувствия. – Чего ты от меня-то хочешь? Неужели совет?
– Да. Или… Как вы думаете… Варя простит меня?
– Бог простит, – буркнул Глеб Николаевич. А потом смягчил тон: – Женщины так устроены, что если любят – простят. Точнее, могут простить. А мы, мужики, этим… – тут его голос стал задумчивым, и свою мысль он закончил после вздоха, – подло пользуемся.