Тин позволил себе выспаться. Да что там – он нагло продрых до половины одиннадцатого. Сквозь сон слышал, как орут соседские петухи, как звонят к заутрене в храме, который был совсем неподалёку. Ему, уже десяток лет живущему в Москве, гораздо привычнее было просыпаться если не от будильника, так под соседский перфоратор. Или, если повезёт, под Лепса. А звуки этого утра, пусть и непривычные, не помешали. Лишь улыбнулся во сне.
После того, как проснулся, еще позволил себе поваляться в постели и подумать о Варе. С этого начинался и этим заканчивался каждый его день. Последние дни вообще оставляли ощущение цугцванга. Тин вдруг невесело усмехнулся, вспомнив, как употреблял это слово к месту и не к месту, когда узнал. А сейчас оно как нельзя лучше отражало его общее настроение. Куда ни кинь – везде клин. Это если по-простому и без выпендрёжа.
Тин решил, что хватит валяться, встал и побрёл умываться и завтракать.
Поздний завтрак – яичница, как он любит. У деревенских яиц желток тёмно-жёлтый, почти оранжевый. Вкусно невозможно, как в детстве. И утренние препирательства с Лизой, и серьёзные разговоры с Софией – под духовитый чай со смородиновыми листочками, на который подоспел и глава семейства.
И так хорошо, что хоть не уезжай. Непонятно совершенно, почему Тину душно здесь было пятнадцать лет назад. Сейчас же дышится полной грудью. Не надышаться. Как давно так хорошо ему не было. С того проклятого дня…
– Долго еще киснуть будем, Тихон Аристархович? – Вопрос отца прозвучал, как говорится, громом среди ясного неба.
Тин едва чаем не поперхнулся.
– Чего?
– С Варенькой когда на мировую идти намерен?
Тихон тяжело вздохнул и отставил в сторону чашку.
– Думаешь, просто?
– Не думаю. А делать всё одно надо, – невозмутимо ответил Аристарх Петрович.
Обо всех тех событиях Тихон рассказал отцу сам. В тот день первой, после многолетней разлуки, встречи, когда слова удержать невозможно было, и он ими просто захлёбывался. Раскрыл душу. Кое о чём, может, и стоило умолчать. Но он открылся. А, возможно, последствия наркоза. Кто его знает.
– Тишенька… – Мать погладила его по руке. – Ну нельзя же так… Во грехе. Если любишь, так чего ждёшь? Женись как положено по людским и божеским законам. Раз такая девушка хорошая.
– Ты-то откуда знаешь, – Тин вздохнул, – что хорошая?
Тихон бросил косой взгляд на отца. Верил, что у того достало ума все неприглядные подробности не довести до сведения матери. Аристарх едва заметно кивнул.
– Ну так отец говорил, что это дочка Глеба Николаевича. А Глеб Николаевич такой человек, на которых земля держится. Как же у него может быть дочка плохая?
Железная логика, что тут скажешь.
– Ну, когда свататься сподобишься? – Отец явно не намеревался менять тему.
– Да не пойдёт она за меня! – Тихон сам поразился, сколько отчаяния прозвучало в голосе вместо ожидаемой бравады.