Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

22
18
20
22
24
26
28
30

Дверь в приемную распахнулась, вошла Оля-блондинка с банкой растворимого кофе в руках.

– А я сбегала в магазин, купила. Думаю, сейчас приедут, а у нас кофе нет. Евдокия Романовна, тут какое-то странное письмо пришло, я не очень поняла. Но поискала в интернете указанные наименования – оказалось, растения. Разве мы заказывали экзотические растения?

– Это для дочки политика. Она решила украсить свою оранжерею невиданными цветами и деревьями. Перешли мне. А потом… здесь же есть поблизости торговый комплекс большой?

– Есть, – подтвердила секретарь, – там летние распродажи начались как раз.

– Оля, – вздохнула Дуня, – нам сейчас не до распродаж, к нам партнеры едут, а тут Виталик. В общем, пересылаешь письмо, берешь Виталика и идешь с ним в центр, может, там кинотеатр имеется. Мультфильмы на утренние сеансы еще ставят?

– Ставят! – у мальчика загорелись глаза, и он уже предвкушал отличное приключение. – Вообще сейчас два мультика идут…

Позвонили из мастерской, где делали мебель для уголка детского творчества, Дуня договорилась подъехать к ним в половине пятого вечера.

– Вот и отлично, – сказала она, отключив телефон, – значит, посмотрите мультфильм, там же и пообедаете где-нибудь. А кофе гостям я, так и быть, приготовлю сама.

Москва стояла в субботних пробках. К половине пятого на встречу Дуня не успевала. Проще было добраться на метро, что она и решила сделать. Оставила Коко на платной парковке и спустилась по переходу под землю. Всего три остановки. Народу в метрополитене, как всегда, много. Люди идут одной большой массой. Сотни лиц и жизней в общей толпе. Вагоны переполнены. Дуня вошла последней и сразу почувствовала, как за ней закрываются двери. Повернулась.

Бывают мгновенья, которые расщепляются на сотни маленьких мгновений и длятся очень долго. Как, например, когда падает на пол фарфоровая чашка. Пока она летит, в голове проносится много разных мыслей: что чашка выскользнула, что ее нужно поймать, что она сейчас разобьется и что это – дорогой памятный подарок. Все заканчивается в тот момент, когда фарфор ударяется об пол и разлетается на осколки.

Он не успел в этот вагон. Их разделили закрытые двери. Мгновенье расщепилось на сотни маленьких, и поезд не сразу тронулся с места.

Увидеть его – как удар в солнечное сплетение.

Там, внутри, где когда-то был огонек, стало больно и горячо.

Дуня смотрела на лицо за стеклом. Глаза темные-темные, волосы отросли, но ему хорошо. Рюкзак на плече. Почти не изменился. Почти тот же. Автостопщик. Фотограф. Ваня Тобольцев. От которого все так же замирает сердце. Несмотря ни на что.

Поезд медленно тронулся, оставляя лицо позади, но оно еще некоторое время стояло перед глазами, пока в темном тоннеле Дуня не увидела в стекле собственное отражение.

* * *

Двери вагона закрылись перед его носом, но огорчиться этому обстоятельству Иван не успел.

За стеклом была она. Первая мысль, шальная, – что у него уже галлюцинации и видения наяву. Увидеть ту, которая занимает твои мысли каждый вечер перед сном, – увидеть вот так, в середине дня, в метро, по ту сторону вагонного стекла…

У нее замершее лицо – почти маска, почти как в тот раз, перед… Белое лицо, широко распахнутые глаза. Так страшно видеть меня, царица?

Поезд тронулся и быстро набрал ход, унося ее – то ли настоящую, то ли привидевшуюся – в темный тоннель.

И та ночь, что разломала ему сердце, – то ли настоящая, то ли привидевшаяся – тоже должна исчезнуть. Точно так же кануть в темном тоннеле глубин памяти.