Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

Пройдя мимо сцены и накрытых столов, Ваня прислонился к стене у окна. Тяжелая портьера почти скрыла его, хотя в зале пока пусто и прятаться не от кого. Но это подобие уединения сейчас – как воздух. Чтобы вспомнить, как дышать. Чтобы дышать без боли.

Все равно оказался не готов. Придурок. Слабак. Знал же.

За окном что-то варил городской удушливый август. Наверное, грозу. Поэтому и дышать трудно. Иван стоял, прижавшись лбом к стеклу. Становилось легче, по чуть-чуть. Еще минут десять – и он будет в норме.

Стукнула дверь. И кого черти принесли так не вовремя?!

Зацокали каблуки. Шаги то приближались, то удалялись от стоящего за портьерой Тобольцева. У этого перестука женских туфель были определенные ритм и цель. Иван вдруг понял – какая. И кто это там. Отодвинул штору и сделал шаг. Он успел сделать шагов пять, прежде чем она услышала. И обернулась.

Как же больно.

Пришлось зажмуриться, чтобы переждать эту вспышку боли. Алая помада и лак.

Помнишь, с чего все началось, Дуня?

Оказалось, что он говорит вслух. Счастье, что шепотом.

– Я… – было видно, как она сглотнула – словно комок в горле протолкнула, – мне тут проверить все надо перед… началом.

– Помощь нужна? – он продолжал говорить шепотом – немного только громче стал. – Давай я помогу?

Он сделал два шага вперед. Она – два назад. «Как в танго», – мелькнуло в голове.

– Нет, не надо, – с явно слышимой в голосе запинкой. А потом увереннее: – Спасибо. Все в порядке. Мне пора… идти, – она попыталась изобразить что-то вроде улыбки, но вышло неубедительно. Еще пара шагов – вбок от небольшой сцены, на которой стояли компьютер для минусовок, микрофоны и колонки. Снова танговый шаг. А потом не по рисунку споткнулась.

Но он поймал.

И для такого простого действия совсем не надо было прижимать ее к себе. Класть руки на талию. Почти утыкаться губами в ухо с маленькой бриллиантовой серьгой. Но он все это сделал. Потому что остановиться уже не мог.

И как дышать – вспомнилось. И дышалось сильно, глубоко. Так, что видно, как от его дыхания шевелятся волосы, выбившиеся из тяжелого узла на затылке. На каждый выдох – грудь к груди еще плотнее. Дыхание тяжелеет. Не надышаться запахом ее волос.

Стоим как после нашего первого поцелуя, помнишь?

И все-таки коснуться губами маленького изящного уха. И умолять себя молчать. Чтобы потом не стало все совсем фатально и невыносимо.

Сколько они так стояли? Кто бы знал. Ровно все то время, пока она не шевельнулась, не повела плечами. Он проигнорировал намек.

Еще чуть-чуть. Еще немного. Пожалуйста.