— Без кровяки в первую ночь берут, была бы баба справна. Я не справна, чо ль?
Еще раз дует на выбившуюся прядь волос, расстилает отжатую тряпку у порога, ноги с улицы входя вытирать, и вытирает мокрые ладошки о юбку.
— Обратно в село не пойду. Пусто там. Мужиков не осталось. Замуж не за кого, делать нечего. Тоска одна!
С морально-этическими проблемами разобрались и больше к этому не возвращались.
Осталась другая проблема, которую Савва с Марусей не обсуждает, но как решить самостоятельно, не знает: утренняя эрекция. Просыпаясь на одной оттоманке валетом с вернувшейся с ночной работы девушкой, он боится, что Маруся в самый неподходящий момент повернется и лицом уткнется в его эрегированный половой орган, и что тогда?
Вступить с девушкой в половую связь теперь, когда никакой Лёнька Серый за него денег не платит, а напротив, Савва живет «на ее харчах» и стесняет ее, Вальку и Дору Абрамовну в их каморке, представляется ему невозможным. Научный эксперимент, призванный проверить влияние конкретной женской особи на его, Саввы, ощущения в финале полового акта, отложен на неопределенное время.
А пока Савва делает какие-то мелкие — бумаги больше нет — наброски карандашом и помогает Доре Абрамовне, составляя из имеющихся в запасах и в продаже в соседней аптеке скудных препаратов более нужные лечебные сочетания. Справочники по химии, фармакологии и медицине, перенесенные из бывшего кабинета доктора Бронштейна, ему в этом помогают.
Никто, кроме Саввы, разобраться в них не способен, а юноша полистает толстенные тома, полистает, что-то себе под нос побубнит, на полях обломанным карандашом длинные формулы напишет, скажет Доре Абрамовне, что достать, что купить, и нужное лекарство готово. Всё не даром ест свой хлеб. Хотя хлеб им чаще всего достается черствый, булочник Артемий на углу вчерашний продает втрое дешевле, а «деньга, она счет любит», так Маруська говорит. Впрочем, вспомнив последние исследования о полезном для здоровья питании, о вреде свежего пшеничного хлеба и пользе хлеба темного и сухого, Савва удивляется, что и в этом его жизнь всё в лучшую сторону решила за него — лишний вес потихоньку начинает уходить, толстые щеки меняются на чуть впалые и день ото дня из подернутого патиной зеркала на него смотрит всё более привлекательный молодой человек, всё меньше напоминающий толстощекого и упитанного недоросля.
Так и живут.
Тетка Валька ходит на промысел, заработанное тратит на самогонку и пьет.
Маруська ходит на промысел, заработанное тратит на ткани и шьет.
Дора Абрамовна следит за здоровьем Вальки, Маруськи и их товарок, подпольно лекарит, оказывая услуги тем, кому доктор с дипломом не по карману.
Савва смешивает для Доры Абрамовны лекарства. В солидном, хоть и потертом костюме, как самый респектабельный из них, ходит в скупку переводить обесценивающиеся деньги в золото и ценности.
И что дальше? Этим вопросом он всё чаще задается — дальше что?
Честный фраер Лёнька Серый, при облаве велевший Савве: «тикать», потому как ему «художник на свободе нужон», так и не появляется. Появись он, даже если бы забыл про Савву, то все равно тут же послал бы гонца к Никанору «за кралями». Но ни гонца, ни Лёньки. То ли фарт закончился и из тюрьмы выбраться не удалось, то ли за лучшей жизнью в другие места честный фраер подался. В любом случае, ни вестей, ни денег от него нет.
Иногда хочется всё бросить и податься в имение, но встающий перед глазами пьяный Николай Константиниди, расстреливающий одетого в Саввино пальто Амория и вцепившегося в его руку Антипку, останавливает. Савва — мужчина. Не должен он так жизнями Анны и девочек рисковать. И потом они, поди, давно уехали. Княгиня Софья Георгиевна уже должна была для них оказию в Европу отыскать.
Остается с новой жизнью разбираться самому.
С весны, только ветер с моря становится не столь пронизывающим и в городе появляются первые чинно прогуливающиеся пары, Савва, до смерти боясь встретить Константиниди, всё же выходит на набережную: «писать патреты». Вернее, не сам выходит, а его Маруська выталкивает. Краски, кисти, карандаши, бумагу на отложенные за шитье на заказ деньги ему покупает и фактически за руку на набережную выводит.
— Туточки и стой! Пока за тобой не приду. Мое место рядом.
Поправляет ему купленный на толкучке берет — Савва, вспомнив по рисункам и фотографиям, что все художники в Париже в беретах, сказал ей, что без берета никак нельзя — и звонким голосом затягивает: